Стальная Крыса (сборник)
Шрифт:
Раздался сильный взрыв, и воздух наполнился свистящими кусками кирпича и стали. Я бросился на землю со всеми остальными. Некоторые из них, правда, упали навеки. Лежа, я воспользовался удобным случаем и всадил иголки в каждого из ближайших ко мне солдат, которые были свидетелями предыдущей сцены.
Тем временем Дюпон учился владеть своим оружием, и следующий снаряд ударил в городскую стену. Среди людей на мосту поднялась суматоха, я же орал и бегал вместе со всеми, с удовольствием видя, как очередной снаряд пробил ворота и взорвался внутри караульной. Теперь, как и следовало ожидать, все бежали от ворот. Я плюхнулся
Если после обстрела кто–то и выжил, то они давно удрали. Я перелез через кучу обломков и скользнул за ближайший угол. Единственными свидетелями моего не слишком деликатного вторжения была пара, выглядывавшая из какого–то подъезда, – англичане, судя по одежде. Увидев меня, они тотчас убежали…
Итак, несмотря на небольшие неприятности на мосту, все было сработано по плану.
Из пушки на реке вновь открыли огонь, но это не входило в мой план. Тут что–то не то. Сделав последний выстрел, мои сообщники должны были сойти на берег и укрыться в надежном убежище. Раздались еще два залпа – почти одновременно, но пушка не могла стрелять так быстро.
Это стреляло другое орудие.
Улица, на которой я находился, Аспер–Темз–стрит, шла параллельно стене.
Теперь я был уже достаточно далеко от моста, так что мое присутствие уже не ассоциировалось с тамошними событиями, и к моим услугам была лестница, ведущая на вершину стены на наблюдательную площадку, сейчас пустую.
Возможно, благоразумие диктовало последовательное выполнение моих планов, но я уже много лет подряд не прислушивался к его голосу и не собирался делать этого и сейчас. Я быстро огляделся вокруг – поблизости никого – и забрался наверх. С вершины открывался прекрасный вид на реку.
Майор стрелял по другой канонерке, которая поднималась вверх под полными парусами. Новоприбывший, хотя и поставленный в невыгодное положение движением платформы, был более опытен и точен в обращении с орудием. Снаряд уже пробил огромную дыру в носу судна моего соратника, и пока я смотрел, другой попал в середину палубы. Орудие замолчало, задрав кверху ствол, стрелок исчез. Какая–то фигура перебежала через пристань и скрылась в безвредном теперь судне. Я извлек свой электронный бинокль и направил его на палубу. Зная, что увижу, еще прежде, чем поднес его к глазам.
Это граф пришел на помощь своим людям, но еще до того, как он прыгнул на борт, майор, с окровавленным лицом, поднялся и снова стал к орудию.
Развернул его и послал следующий снаряд. Отличный выстрел. Пушка замолчала, и корабль стал погружаться. Когда я снова поглядел на майора, то увидел, что он перезарядил свою пушку и выпалил в мост, во вражеских солдат на нем. Граф помогал ему заряжать. Они оба улыбались и, казалось, были очень довольны собой. Выстрелы теперь раздавались чаще. Я спустился по лестнице вниз.
Их нельзя было винить. Они сами знали, что делали, – наконец стреляли по врагу, которого ненавидели все эти годы, стреляли из превосходного, весьма эффективного орудия. Оба будут продолжать стрелять, пока не погибнут.
Наверное, этого они и хотели. Чтобы эта жертва принесла хоть какие–нибудь плоды, я должен продолжить свое собственное дело.
Я хорошо изучил карту графа. Вперед, по улице Утиной Ноги, потом на Кэннон–стрит и налево. Там были люди, торопливые, испуганные гражданские, в противоположном направлении беглым шагом шли солдаты. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания.
А там, впереди, в конце улицы, возвышались громадные стены и купол, несомненно собор Святого Павла.
Близится конец еще одной дороги. Мое последнее свидание с НИМ.
Глава 14
Мне было страшно. Человек, утверждающий, что он никогда не испытывает страха, или лжец, или сумасшедший. Я достаточно часто испытывал это чувство, чтобы распознать его «запах». Но никогда я не чувствовал такой железной тяжести, как сейчас. В жилах стынет кровь, сердце колотится в груди, ноги словно приросли к земле. Сознательным усилием я пытался привести свои мозги в порядок.
«Отвечай, мозг, – скомандовал я, – что это за заячья дрожь? Наложил в штаны? Тело и душа, вы уже были в разных переделках. Бывало и похуже, но мы прорвались через все это. И как правило, с победой. Что же сейчас нового?»
Ответ пришел очень быстро.
«Я – нержавеющий грызун, всегда действовал под полом общества, всегда по–своему, на свой страх и риск. На ура!»
Но теперь на кону стоит слишком многое.
Слишком много жизней зависит от моих действий. Слишком много? Великое небо! На кону спасение Вселенной. Просто не верится.
– Ну и не верь себе, – пробормотал я, роясь в аптечке. Если думать все время об этой ставке, то не станешь рисковать и не будешь вообще ничего делать. Я никогда в жизни прежде не прибегал к искусственным эмоциям, но всему бывает начало. Я держал при себе «таблетки берсерка», как амулет, чтобы знать – они здесь, если когда–нибудь понадобятся, и поэтому никогда ими не пользовался. До сегодняшнего дня. Я открыл коробочку и взял одну пилюлю.
– Выходи драться, Джим, – сказал я и проглотил ее. Эти таблетки всюду вне закона. И правильно. Не только потому, что к ним очень быстро вырабатывается и физическое и психологическое пристрастие, но и по социальным мотивам. В этой желатиновой пилюле заключена особая формула безумия – состав, который растворяет совесть и мораль цивилизованного человека. Без морали, без совести – и без страха. Ничего, кроме распущенного «я» и твердой уверенности в своей мощи и правоте, божественном позволении делать что угодно, не чувствуя при этом жалости и страха.
Политики, нагрузившись берсерком, свергали правительства и управляли империями. Спортсмены били все рекорды, часто при этом губя и себя, и своих противников. Не слишком приятная штука.
Очень приятная штука. Я испытывал краткий укол совести, пока не почувствовал, как химикалии захватывают контроль над моим мозгом, но это произошло очень быстро.
– Я пришел за ТОБОЙ, ТЫ! – сказал я, улыбаясь от неподдельной ярости.
Это было самое восхитительное из испытанных мной когда–нибудь ощущений – чувство неограниченной мощи, очистительный ветер, гулявший по всем пыльным уголкам моего мозга. Делай что хочешь, Джим, что пожелаешь, потому что ты единственная настоящая сила в этом мире. Как слеп я был все эти годы!