Стальная метель

— Ждать здесь.

Александр спрыгнул на землю. Ушибленное вчера колено ныло, и первые шаги он сделал с трудом. Оглянулся. Пятеро гетайров [1] тоже спешивались, стараясь не выдавать усталости. Сегодня был долгий день и длинный утомительный переход…

Солнце ещё не село, но уже скрылось за утёсом. Сразу потянуло прохладой и сыростью близкого болота.

— Никто за мной не идёт, — уточнил он. — Если не вернусь… — он помедлил, задумавшись на секунду, — через пять дней к полудню, то тогда разрешаю идти по следу. Гефестион [2] ,

— Понял, — сказал Гефестион угрюмо. — Только…

— Что?

— Не нравится мне всё это.

— Хорошо, — сказал Александр. — Три дня. И здесь не водятся львы.

— Я не о львах.

— Убийц нет и подавно, — засмеялся Александр, но Гефестион не поддержал его смех. — Никто не знает, что мы здесь. Ждите. И пусть к моему возвращению жарится жирный поросёнок.

— Что добудем, то и пожарим, — сказал Гефестион. — Плохие здесь места. Змеиные.

— Вот ты зря такое говоришь о родине моей матери, — Александр ухмыльнулся.

— Ну да, — сказал Гефестион. — Неспроста она так любит змей.

— Добавь ещё, что и змеи любят её.

— Ты сказал, — поморщился Гефестион.

— Отец всегда так говорил. Как он ненавидел её питонов, если б ты знал.

— Да уж… трудно было не знать. Ладно, иди. А то мне начинает казаться, что ты передумал.

— На всякий случай — жгите огонь всю ночь, — сказал Александр, повернулся и пошёл, не оглядываясь, по берегу узкой реки — туда, где сходились скалы.

Через три сотни шагов берега стали отвесными, пришлось идти по воде — сначала по колено, потом и по грудь. Подошвы сандалий скользили по камням, несколько раз Александр окунался с головой. Выныривал, отфыркивался, продолжал идти дальше.

Вряд ли путь был длиннее пяти-шести стадиев. Но из-за текущей навстречу воды постепенно стало казаться, что он никогда не кончится.

Наконец скалы раздвинулись, и стало возможно выбраться на каменистый берег. Камни были белыми, как мрамор. Возможно, это и был мрамор. Темнело стремительно, и место для ночлега Александр нашёл, можно сказать, на ощупь: непонятно откуда взявшийся выбух песка и мелкой гальки, со всех сторон окружённый словно бы сияющими изнутри валунами.

Он бросил на песок мокрый плащ, разделся, лёг на спину.

Стремительно разгорались звёзды.

Ночь обещала быть холодной.

Он лежал и заставлял себя чувствовать тепло. Тепло и силу, идущую от земли.

Все прочие мысли и чувства следовало изгнать, остановить. Это получилось не сразу, но получилось.

Звёзды опускались всё ниже, и скоро он уже грелся в их лучах.

Согревшись, спокойно уснул и спал всю ночь — без сновидений и без пробуждений.

Утром он лишь омылся в реке, потом сел на высохший плащ в позе всадника — расставив колени и как бы обхватив голенями землю. Учитель говорил, что она круглая, и если отправиться на восток, то рано или поздно придёшь с запада. Если, конечно, не помешает океан…

Он отогнал все мысли, опустил голову и стал смотреть на откуда-то взявшийся здесь, среди белизны, тёмно-серый камешек в двух шагах от себя. Через какое-то время камень исчез и исчезло всё вокруг, остались только тени. Тени имели свой непостижимый смысл…

Вечером, с первыми звёздами, Александр снова омылся в реке, но не лёг, а сел в ту же позу и стал ждать, когда оживут тени.

Но ожили они только на следующую ночь. В миг, когда из-за края обрыва показался тонкий лунный серп.

…Всё будто вывернулось мгновенно, и уже не река в тесном ущелье была перед ним, а бескрайнее поле камней. Что-то шевелилось и с шуршанием текло между камнями, и Александр понял, что это змеи. Их были тысячи. И они были не только змеи, они были солдаты, и сейчас солдаты собирались в войско, и он не знал, своё это войско или вражеское.

А потом от войска отделился полководец и встал перед Александром.

— Ты ли тот, кто зовётся Александром, сыном Филиппа, царя македонского?

Голос полководца был вкрадчивый и шелестящий.

— Я Александр, царь македонский. Отец мой убит был врагами.

— И ты, бесспорно, достойно отомстил убийцам?

— Как смог, — ответил Александр. — Как смог. Боюсь, что не всем.

— Голоден ли ты? Если хочешь, тебе принесут еды.

— Я македонский воин, — ответил Александр с усмешкой. — Я беру пищу только у врага. У поверженного врага.

— Тогда тебе придётся ещё поголодать. Я и не враг тебе, и не повержен.

— Кто же ты?

— Это я скажу тебе после. Хочешь ли ты, чтобы все, кто был причастен к убийству твоего отца, умерли?

— Да.

— Они умрут вскорости. Ты узнаешь об этом. Теперь скажи мне, чего ты хочешь ещё?

— Я хочу силы и славы Македонии.

— Что ты хочешь для себя?

— Силы и славы Македонии.

— Что ж, достойный ответ царя. Но тебе придётся и воевать, и подкупать, и очаровывать.

— Это я знаю.

— И так без конца.

— Это меня не пугает.

— Ты не хочешь покоя?

— Покой — это смерть.

— На что ты готов во исполнение своих целей?

Этот вопрос заставил Александра насторожиться.

— Мне проще ответить, на что я не готов. Я не готов отречься от отца и матери. Я не готов отречься от богов. Я не готов…

— Достаточно, — сказал полководец. — Теперь приготовься…

«К чему?» — хотел сказать Александр, но не успел. Неимоверной силой он был подхвачен и вознесён в небо. Вдруг стало светло так, что само небо показалось почти чёрным. Грудь разрывало от восторга — или от того, что нечем стало дышать. Потом под ногами его оказался лёд. Свирепый ветер хлестал по голому телу. Но за миг до того, как замёрзли глаза, Александр успел увидеть раскинувшуюся под ним Ойкумену — города, реки, сады и поля, горы, леса, караваны, армии…

Когда он пришёл в себя, снова была ночь и белые обточенные водой камни на берегах Ахерона. Он лежал на песке, на своём плаще, а в лицо ему немигающими светящимися глазами смотрела гигантская змея. Запах яда и гнили исходил от неё…

— Ты видел всё, цссарь? — прошелестела змея. Раздвоенный язык её метался стремительно.

— Что это было? — беззвучно спросил Александр. Грудь всё ещё разрывало резкой болью, голос не получался.

— Ты видел своё царство, цссарь. От океана до океана, от льдов севера до песков юга. Всё его я положу к твоим ногам…