Стальная опора (Трилогия)

Афанасьев Валерий Юрьевич

— А тот мальчишка, что позвал нас сюда?

— Не знаю, не видел никакого мальчишки. Мы, значится, во дворе сидели, а потом перебежали к входу.

Был ли парнишка сообщником Допра или выполнял разовое поручение, не зная, зачем и почему, осталось неясно. Скорее всего — последнее.

— Не больно-то много ты знаешь.

— Пощадите, милсдарь! Я больше никогда! Провалиться мне на этом месте!

Цена этим клятвам — грош, а только не нужна мне его жизнь.

— Ладно, последний вопрос. Как вы сюда попали? В это помещение.

— Хозяин кабачка затеял ремонт на кухне, потому и посетителей нет. Мы его, значится,

связали и заперли в дальней комнате. А там уже ждали сигнал.

— Так он здесь так и сидит?

— Куда ж ему деться.

Интересно, как бы бедолага выбрался, если бы мы не решили расспросить пленного?

Я кивнул Сонъеру на дверь, ведущую в подсобные помещения. Охотник исчез и через несколько минут вернулся с потрепанным и злым хозяином заведения и нанятым им для ремонта кухни печником.

— Наша благодарность вам, милсдарь. Без вас бы мы тут сгинули: комната без окон, двери прочные.

Кабатчик обвел взглядом разоренный зал и тоскливо покачал головой:

— Сколько всего попортили! Одни убытки!

— Пойдем, Сонъер. Больше нам здесь делать нечего.

— А я?! — взвился раненный в ногу арбалетчик.

— А что — ты? Ты просил тебя не убивать. Живи.

Кабатчик и печник бросали на разбойника недобрые взгляды.

— Пощадите, милсдарь! Возьмите меня с собой!

— С чего бы? Мы и так сделали тебе большое одолжение. Сумеешь договориться с этими людьми — твое счастье. Не сумеешь — твои проблемы. Меня твоя судьба не интересует.

— Возьмите меня на службу! Готов стараться за самую маленькую плату!

— И бесплатно не возьму.

— Это жестоко!

— Жестоко стрелять людям в спину и нападать на безвинных прохожих. Ты не один остаешься. Среди людей. А почему они так недобро на тебя смотрят, спроси у себя.

Мы вышли за дверь. О дальнейшей судьбе стрелка я ничего не знаю. Да, признаться, и не интересует меня она. Не верю я в скороспелое раскаяние пред угрозой расправы. Это как в том анекдоте получается: «Что только не придет в голову, пока летишь с десятого этажа». Не то чтобы я совсем не верю в возможность раскаяния. Раскаяние возможно, но оно как минимум требует осмысления. И подталкивает к искреннему раскаянию человека своя собственная совесть, а никак не внешняя угроза.

— Ну, что я говорил, мастер! Нас все-таки ждала засада, — сказал Сонъер.

Я пожал плечами. Засада действительно была.

— Кто бы мог подумать, что они решатся на такое наглое нападение. Видимо, нас ждали на подходе к представительству. Но кое-что мы все-таки узнали — имя нанимателя. Скорее всего это посредник, но даже его имя нам многое дает.

— Думаете, тот человек со шрамом сказал правду? Ведь он мог и соврать.

— Мог. Но вряд ли он это сделал. Слишком уверенно он себя чувствовал, слишком надменным был его тон. Надо разузнать, кто такой этот самый барон Липец. Идем, как и собирались, в представительство.

Через десять минут мы подошли к входу.

Великан-охранник приветливо нам улыбнулся, крупные люди часто бывают добрыми. Так и наш охранник, он старательно напускал на себя серьезность, отпугивая зевак, а на самом деле был человеком очень добродушным.

— Рад приветствовать вас, милсдарь. Проходите, вас ждут.

Глава 5

Более чем за полгода до того

Императорский

дворец поражал роскошью отделки, массивными колоннадами, ажурными эстакадами и уносящимися в небо шпилями башен. Поражал тех, кто видел его в первый раз, но не переставлял удивлять, и тех, кому здесь доводилось бывать часто. Императорский дворец должен поражать — таково его прямое предназначение. Символ величия, символ незыблемости, символ императорской власти. Не для того же в самом деле построен этот комплекс зданий, занимающий более десяти гектаров площади, чтобы в нем проживал человек, пусть и не простой человек, а император? Разумеется, и для этого тоже, но это далеко не первое его предназначение.

Прилегающий к дворцу парк занимал добрых десять квадратных километров. Есть где развернуться караулам имперских гвардейцев, несущим службу по охране дворца. Сейчас в карауле стоял полк Тарнье. Граф Остер торопливо шел по дорожке, ведущей к дворцу, поминая недобрым словом традиции, запрещающие подъезжать ближе, чем на полкилометра к центральному зданию всем, кроме самого императора. Остальные должны были проделать оставшийся путь пешком. Даже он — один из знатнейших дворян империи!

Граф Остер был удостоен чести видеть императора без предварительной записи, которая велась на месяц вперед. Подобное исключение делалось лишь для избранных по личному соизволению императора, такая возможность считалась большой привилегией. Да что там, таковой она и была.

Всем известно — свита делает короля. Будь правитель хоть тысячу раз властным и независимым, влияние на него окружения неизбежно, исключения можно пересчитать по пальцам. Разумеется, влияние это не сравнится с императорской властью, но никто не всеведущ, и никто не может существовать в пустоте. Даже император. Так чье же влияние в такой ситуации будет большим? Не того ли, кто допущен к его императорскому величеству во всякое время? Конечно, любой вельможа поостерегся бы не только давать императору непрошеные советы, но даже и думать об этом, но ведь направить разговор в нужное русло, обладая должными умениями, достаточно легко: расставить акценты, приглушить или сгустить краски, умолчать о каких-либо фактах или преподнести их в выгодном для себя свете.

Разумеется, император был волен не слушать того или иного сановника, не приглашать его ко двору. Но что изменилось бы? Ровным счетом ничего. Место одних людей заняли бы другие, только и всего. Со своим мнением, со своими предпочтениями (тщательно скрываемыми явно и продвигаемыми тайно) и вкусами. Если не считать тех немногих, которые не имели ни вкуса, ни мнения, такие тоже встречаются. Порой из подобных людей вырастают неплохие исполнители, но и только. Более сложные действия предполагают наличие инициативы, а инициатива вынуждает иметь свое мнение (разумеется, вовсе не обязательно высказывать его направо и налево).

— Вас примут. Извольте подождать в приемной малого кабинета, — церемониймейстер слегка поклонился графу и распахнул дверь, первую в череде многих.

— Как здоровье его императорского величества? — спросил Остер. Спросил не потому, что это его интересовало, а потому, что не спросить было невежливо.

— Хвала создателю, император здоров.

Граф не стал задерживаться около церемониймейстера дольше требуемого и проследовал дальше, проходя через коридоры мимо слуг, которые с почтением распахивали все новые и новые двери.