Стальной Кваки

Игумнов Денис Александрович

Что же случилось с его телом? Как на его функции повлияла терапия доктора Сигала? Егор, закалявший себя с детства, умевший контролировать боль, терпеть удары, быстро восстанавливаться, не мог себе представить, насколько можно увеличить свои физические возможности. Оказалось – в разы! Силовые показатели выросли в два с половиной раза. При том, что масса тела осталась прежней – восемьдесят килограммов. Выносливость, как ему представлялось, стала безграничной: как он ни пробовал себя выжать кроссами по пересечённой местности досуха, ему это так и не удалось. Складывалось такое впечатление, что прыгать и скакать он мог сутки напролёт. Скорость реакции превзошла все его ожидания. Он, как в кунг-фу фильмах семидесятых годов, приобрёл способность ловить мальков в стремнинах горных рек, убивать назойливых мошек молниеносным тычком пальца. А его кожа? Её стало невозможно повредить не

только иглами, но и остро заточенными бритвами-ножами. Но особенно у Егора развилась прыгучесть. Взбреди в голову ему участвовать в олимпийских играх, точно бы поставил новый мировой рекорд. Он и в длину, и в высоту стал прыгать так, словно ему в колени вставили пружины.

Переродившись в новой ипостаси себя, Егор не преминул отметить сей факт, сделав себе с внутренней стороны запястья татуировку – готового к прыжку стального лягушонка, блестящего хромом. Наглядная пропаганда доктора Сигала сработала. Со стороны казалось, что портрет лягушки имеет объём и готов в любой момент спрыгнуть с руки Егора – таким реалистичным получилось тату. С этой поры Егор сам себя стал называть Кваки, а вскоре и те, кто с ним сталкивался, начали его величать точно так же.

Егор никогда не был паинькой, с детства ходил в хулиганах. В четырнадцать лет убежал из дома, да так и не вернулся назад, зажив самостоятельной взрослой жизнью. До поры до времени кормил его криминал, правда, к которому душа у него никогда не лежала. Параллельно он занимался рукопашным боем, выступал на соревнованиях и принимал участие в подпольных боях без правил. Единственное, кроме стабильно высокого заработка, что Клещёва привлекала в бандитской среде, так это то, что там никогда никому ничего не прощали. Он сделал по жизни своим девизом выражение, взятое им из ветхого завета, – «Око за око». Спустить на тормозах группировке Антипа своё убийство – убийство после многочасовых зверских пыток, он не мог. Особенно Клещёва тянуло поговорить по душам с санитаром Гоблином. Он ни спать, ни питаться нормально не мог, пока эта гнида ползала по земле.

Как он узнал, вернувшись из больницы, его босса Крутова замочили вместе со всеми остатками верных ему бойцов. Сожгли на даче. Кроме как Антип, этого бы никто не осилил. За помощью обращаться, стало быть, не к кому, и мстить за себя, и за них придётся в одиночку.

В начале октября Кваки нашёл то место, где его пытали. База криминального авторитета Антипа – четырёхэтажный кирпичный особняк за высоким забором, утопала в разноцветье фруктовых деревьев, недавно начавших терять листву, но пока балующий глаз радугой сочных оттенков тёплой урожайной осени. Вишни, яблони, груши, а ещё сливы. Понятно, что Антипу не нужны были фрукты, ему нравился вид деревьев, особенно когда они начинали плодоносить, и на их ветках набухали сладким соком румяные плоды. Фрукты никто не собирал, созревая, они падали на землю, покрывая её затейливым, своеобразным ковром, который через какое-то время начинал бродить под лучами солнца, а потом, под воздействием ночной прохлады, покрываться мхом плесени и гнить. Красивая оболочка – смердящее нутро. Символическая картина для жилища главаря синдиката убийц.

По верху забора шла колючая проволока, среди клубков которой пряталась струна сигнализации. На углах забора, на мачтах висели видеокамеры, и перелезть незамеченным в сад Кваки не сумел бы, как ни старайся. Да он и не стремился проникнуть на территорию особняка тайно. Сидя в засаде, замаскировавшись под холмик, рядом с пеньком, в рощице у дороги, он убедился, что Антип со своими мордоворотами вернулся домой. Гоблина он не видел, но наделся, что мастер пыток безвыездно обитает в особняке. Паук никогда далеко от своей норы не уходит. При амбициях Антипа, нацелившегося на корону преступного короля города, его ручной садист без работы не скучал. Где он такого шакала откопал, интересно?

После того, как стемнело, Кваки подождал три часа. На заборе горели фонари, освещая подъездные пути к одиноко стоявшему особняку. До ближайшего населённого пункта семь километров, если и услышат шум заварушки, полиция приедет не раньше, чем через час. Больше не скрываясь, Кваки, покинув укрытие, побежал прямо к забору; как завзятый прыгун в высоту он с разбегу взял двух с половиной метровую высоту, приземлившись по ту сторону забора на ноги. При такой наглости и быстроте его появление в саду могло пройти без последствий, но не прошло. Собак Антип не любил, поэтому не держал, зато денег на охрану не жалел. Сумасшедший фортель Кваки не остался без внимания. Сразу восемь боевиков, выскочив из особняка, побежали с разных сторон на Кваки.

С Егором случился выброс: следующие десять минут боя он не запомнил – в памяти висел красный экран, закрывший всё произошедшее в этот промежуток. После первой очереди, посланной Кваки из десантного варианта автомата Калашникова, он исчез, восприятие событий понеслось по незнакомому руслу, отправляя образы перекошенных в агонии лиц в копилку забытых навсегда удалённых снов.

Изображение задёргалось, откуда-то из первобытной глубины болота древнего примитивного разума всплывали пузыри с растянутыми на их радужных боках рожами суетящихся перед смертью бандосов, лопающиеся криками и выстрелами. В норму (если это вообще можно назвать нормой) Кваки пришёл другим существом. В клинике его изменили физически. А пламя первого, после больницы, боя, опалив нежную кожицу остававшихся с ним до той поры и не до конца содранную в комнате пыток детских иллюзий, выжгло из руды сырой психики оружейную сталь несгибаемого духа солдата судьбы.

Получалось, что Кваки расправился с пятнадцатью вооружёнными до зубов отборными (других в охрану особняка не брали) боевиками Антипа. Правая сторона груди и правое бедро болели. В процессе карательного слепого рейда Кваки заполучил три пулевых ранения. Его задубевшую шкуру не брали ножи, а вот пули могли. Для других три ранения стали бы фатальным фактором, остановившим процесс мести на полпути, для Кваки же не случилось ничего критичного: пули, протаранив мышцы, не задели ни костей, ни крупных кровеносных сосудов, а с локальным кровотечением и болевым синдромом тело справилось. Раны не кровоточили вообще, а боль Кваки контролировал. Он стоял в обширном холле особняка, заполненном под крышечку туманом пороховых газов, под ногами кончался светловолосый гигант охранник; несколько его коллег валялись у широкой лестницы, ведущей на второй этаж; а Антип должен был вот-вот появиться. Кваки поднял зверя и знал, что он в берлоге отсиживаться не станет. Не тот характер.

Кваки занял место, точно соотносясь с предчувствием развязки: он не просто видел, он знал, откуда выйдет Антип. Охота на человека напомнила Кваки детскую забаву, который он придавался всякий раз приезжая на лето к бабушке в деревню. Лет, наверное, до десяти Егор позволял себе развлекаться в старом, заброшенном, полуразрушенном сарае. Каждый год отец обещал его снести, да так, вплоть до смерти бабушки, и не решился. Егор ходил в сарай с палкой. Пробирался по гнилым доскам мостика через канаву с мутной водой, стоявшей в ней, не смотря ни на какую жару, всё лето, открывал трухлявую дверь и по не менее гнилым доскам пола входил в пропахшие тленом и сыростью сумерки сарая.

Палка барабанила по стенам, выбивая из них труху: вся мелкая живность, облюбовавшая себе сарай под коммунальную квартиру, пряталась по щелям: мокрицы, жучки, пауки попрыгуны – все скрывались от шума. Но! Егор знал, мелочь пуглива, а настоящие хозяева притона насекомых нет. Те, кто питался остальными, не любили выползать на божий свет, если только их не заставляли. Большие, размером с детский кулачок, пятнистые мохнатые серо-зелёные пауки появлялись через пять-десять минут после начала концерта. Зачем они покидали свои убежища? Из желания защитить территорию от наглого вторжения извне или из страха потерять дом, а может от того, что испытываемый ими дискомфорт от шума, производимого палкой, заставлял их идти наперекор инстинкту самосохранения? Егор не задумывался из-за чего, ему было любопытно. Всё что его интересовало, так это эти жирные, странные пауки, появляющиеся по углам из незаметных отверстий. Они выползали, и он их с азартом лупил палкой – лупил так, что ошмётки их сопливого чёрного нутра летели чернильными брызгами во все стороны. Настоящий праздник для мелкого пацана! Сражение с монстрами из подпола, из которого Егор всегда выходил победителем.

Тот же принцип палки заставил самого крупного кровососа, обитающего в особняке, выползти на шум, одновременно спасаясь от него и желая уничтожить его источник. Антип появился в холле не один – его окружали пять самых верных, самых надёжных, не раз проверенных в деле, прошедших испытания кровью телохранителей палачей. Отрылись створки двери под лестницей, и группа бронированных квадратов в костюмах и с автоматами в руках, тревожно озираясь, прикрывая собой Антипа, направилась на выход. Первая очередь у Кваки получилась длинной. Двое охранников упали, придавив Антипа своими телами. Трое других ответили стрекотанием скорострельных пистолетов-пулемётов, стреляя по колонне, которой прикрывался Кваки, но там его уже не было: перекатившись кубарем, он появился с другой стороны. Встав на колено, он дал короткую очередь, сместился в сторону, выстрелил, отпрыгнул назад, ещё выпустил очередь.