Станция Мост
Шрифт:
— Ну, что? — под утро спросила меня Пушистая. — Ничего? Странно…
Я снова на очередной станции побежала к вокзалу и набрала код и номер. Гудки… гудки… гудки…
— Она умирает, — после долгого молчания ответили мне и бросили трубку.
Был день без солнца, как и все дни, пока ты болела, Марин… Я не поверила.
— Этого не может быть! — всхлипнула я. — Что с тобой случилось в ту ночь? Кто пытался тебя убить?
— Света! — крикнул кто-то. — Быстрей!.. Опоздаешь…
Я добежала до нашего
И мне стало так больно внутри! У меня снова невыносимо заболело сердце, и я заплакала. Я — здесь, а ты умирала там — на пятом этаже горбольницы…
Зачем мы привыкаем к кому-то?..
Зачем наши души становятся близкими?..
Неужели, чтобы оплакивать тех, кто уходит раньше нас?
Мы сели в купе, и тётя Клава, посмотрев на воду, сказала:
— Она умрёт…
Кошка Ночка вскочила и помчалась к выходу, но, помяукав у закрытой двери, забилась под титан… Я вышла забирать билеты и делать обычную работу, отвечала на какие-то вопросы, а в голове сверлило — как же мне помочь тебе? Всё человечество так истово молится каждый день, моя молитва, скорее всего, затеряется в чужих слезах и воплях о помощи.
Вечер. Поезд простучал половину пути. Через час город Борисов, перед ним — станция Мост. Мимо по вагону, подняв хвост, прошла кошка в белых чулках. Я удивилась — кошка в чулках!
— Ночка! — позвала кошку тётя Клава.
— А сколько таких станций Мост? — спросила я.
— Всего три, — ответила она, вглядываясь в темноту позади меня.
— А где?
— Откуда я знаю? — съязвила Пушистая. — Ну, ты сойдёшь?
— Да! — решила я. — Я обязательно сойду… А куда мне идти? Что мне делать там?
Тётя Клава сидела напротив и молчала. Её необъятная грудь колыхалась, как море.
— Иди за женщинами, которые сойдут там, — сказала она. — Ты хоть слышишь меня? Света!!!
Я вздрогнула, мой голос прозвучал, как сквозь вату.
— И что там? Что?! Говорите…
— Возьми её чашку или платок… и оставь там, попроси помочь ей…
— Кого?.. И где оставить? — Я схватила чашку и положила в карман. — Куда я попаду-то?.. Зачем?.. Как я пойму, что попала туда? И что там за мавзолей для таких просьб? Тёть Клав, скажи?..
— Ну, — Пушистая подумала, — человека можно вернуть… примерно — в течение суток… максимум — трёх… И даже если он умер уже четыре дня, всё равно можно что-то изменить! — Клавдия Егоровна села рядом и обняла меня за плечи. — Но только если был несчастный случай, а не неизлечимая болезнь или смерть от старости. Авария или убийство, и обязательно — целое, без повреждений тело!
— Три дня?.. Но почему только — три? — повторила я.
— Три дня — дни возможности. Никого не погребают раньше трёх дней.
На выход уже прошли две неприметные женщины, поезд
— Свет! Ещё есть минута! Слушай, там будет люк!
— Значит люк… И что мне делать? Мне познакомиться или тихо идти за ними? Зачем они-то идут туда?
— Они сами с тобой заговорят. Может быть… — быстро сказала Пушистая. — Запомни, они — не люди, они только похожи на людей. Они — топотушки и помогают душам перейти Рубикон или остаться ещё пожить на Земле.
— Топотушки, значит… Рубикон?.. Какой бред! — вдруг усомнилась я. — Бред же!.. Тётя Клава, чего вы несёте-то?
— Тогда не ходи туда! — Пушистая отпустила мой рукав и отвернулась, глядя в чёрное окно. Состав задрожал, и ноги понесли меня к выходу. — Света, — зачастила Пушистая, едва поспевая за мной, — Света, Света! Обратно через двенадцать часов, я не скажу, что тебя нет!..
— А мне по барабану, — всхлипнула я. — Я очень боюсь, тётя Клава!
— Не бойся… Там будет стена воды, и в ней ты либо увидишь всё, либо нет. Там всё, как в пелене будет. Может быть, ты вернёшься с Мариной! — сказала мне вслед тётя Клава.
— Но она же в больнице? Опять ваши фокусы! — пристыдила я её.
— И что? Она ведь без сознания, там её тело, а душа гуляет…
— Да ну вас! С вашими фантазиями!.. — Я пропустила Пушистую вперёд и ждала, пока она откроет дверь тамбура.
Две женщины моего возраста стояли в тёмном углу вагона и безмятежно шелестели голосами. Я их не видела до этого рейса…
— Ну иди! — перекрестила меня тётя Клава. — Ночка! Ночка! — позвала она, и я спрыгнула в траву на перрон.
Вагончики моего состава задрожали и тронулись, а я осталась на станции Мост. «Посёлок Солнышко» — белела табличка с указателем на стене вокзала и внизу мелом: — «Алтуфьево». Я вздрогнула, моя девичья фамилия Алтуфьева. Мне вдруг захотелось вернуться! Я обернулась, а мой состав уходил в ночь. Я осталась одна на той станции. Женщины исчезли, ушли, свернули, мне навстречу шёл, покачиваясь, мужик. В рука его поблёскивал синим железом топор. У меня заболело сердце, но он прошёл мимо, даже не взглянув на меня.
Я облегчённо перевела дух, а мужик тем временем вернулся, посмотрел на меня и взвесил топор в руках.
— Вы кого-то ищете? — заикаясь, спросила я.
— Угадай, кого? — И сделал шажок ко мне. Я от страха побежала и бежала, пока не упала и не увидела в кустах два зелёных глаза.
— Ночка! — позвала я. — Ночка, Ночка, иди сюда!
Кошка фыркнула и забралась в самую гущу кустов.
Я села на дороге и огляделась. Вокзал вдалеке был чёрен и пуст. Единственная дорога шла вдоль насыпи, по которой только что отъехал мой шестой плацкартный вагон поезда № 103… Ни человека поблизости, ни даже собаки я больше не увидела. Луна покачивалась на небе, и всё, что она освещала, внушало мне смятение.