Станцуй со мной танго
Шрифт:
Инструменты смолкли, и только тут Глаша поняла, что за своими размышлениями совсем не слышала мелодию. Какая скрипка? Какая женская партия? Она даже не смогла бы с уверенностью сказать, что та вообще вступала.
«Дум-дум-дум» - вновь подал голос контрабас.
Глашин партнер сделал шаг в сторону, и перед ней вырос новый тангеро. Впрочем, такая смена произошла и у других пар.
«Эй! И здесь не по правилам! Где танда из трех музыкальных произведений, которые я должна станцевать с одним и тем же партнером?»
Но кто бы ее слушал? На
И опять салидо и мягкое движение спиной вперед. На этот раз Глаше достался верзила. Глазунова перевела взгляд на его подбородок и увидела знакомую улыбку.
– Базиль! – Глафира едва сдержала себя, чтобы не прыгнуть учителю на шею.
– Тс-с-с, Глашка! Не порть спектаклю, - прошептал он, склонившись к уху и щекоча черными усами, которыми, скорее всего, обзавелся для конспирации. Но разве старательная ученица не признает своего наставника, надень тот хоть ведро на голову?
– А у вас ус отклеился, - так же доверительно сообщила ему Глафира, и Базиль схватился за лицо, как тот самый герой Папанова из «Бриллиантовой руки».
– Шутница.
– Так, быстро! Пароли и явки! Который из них Скворцов?
Базиль, прежде чем ответить, обернулся, и Глаша успела заметить, как дернулся его накладной ус. Стоило подняться на цыпочки и выглянуть из-за плеча учителя, чтобы поймать, как один из тангеро приставил палец к своему виску и нажал на мнимый курок.
Глафира счастливо рассмеялась. Она даже отсюда видела, что это был Скворцов, и никакие очки его не спасли бы. А она-то, дурочка, переживала!
Являясь преданной воздыхательницей в течение долгого времени, Глафира до мелочей знала каждый жест босса: как он приглаживал на ветру волосы, как в задумчивости потирал указательным пальцем переносицу, как устало закидывал руки за шею.
Все остальное прошло легко и весело. Никакого мандража и беспокойства. Глаша даже не пыталась понять, кто после Базиля вел ее в танце. Впереди ее ждал раут со Скворцовым.
– Я предпочитает более тесные объятия, - сообщила она пятому по счету партнеру.
Каменное лицо Скворцова не дрогнуло, отреагировала только рука.
– Маэстро, не так сильно! – взмолилась задыхающаяся Глаша.
Блеснули стекла темных очков. И все.
Салидо и пара Скворцов - Глазунова вошла в круг танцующих. Леонид вел уверено, в его руках Глафира чувствовала себя невесомой. И вообще - она ЧУВСТВОВАЛА. Затаенное желание любимого мужчины, едва заметную дрожь на кончиках его пальцев, сдерживаемое дыхание. Она знала, вдохни он глубже, и не удержится, танец будет закончен совсем не тем движением, каким полагалось. Что и говорить, Глаша чувствовала каждой частицей души, потому что для нее не было важно какая из химий творила сейчас свои процессы – химия танго, химия тел или даже алхимия - это Глашина родная стихия. Здесь она спец. Она - богиня химии.
Подчиняться было приятно, находиться в кольце рук и двигаться под музыку – божественно приятно, но… хотелось большего. Намного большего.
Скрипка смеялась и подталкивала к безрассудству, хотя серьезный контрабас одергивал, продолжая бесконечный бубнеж на раз-два: «Дум-дум, дум-дум».
«Не слушай!» - позвало пианино. – «Он только с виду такой серьезный!»
«Он ждет, дай ему знак!» - поддержал бандонеон и пустился спорить с контрабасом, на каждое его «дум-дум» отвечая сложной руладой.
Глашина рука, лежащая на плече партнера, скользнула вверх и плавно добралась до шеи, провела кончиками пальцев по скуле до подбородка.
Скворцов остановился.
– Боже, вы так и будете стоять? Или сделает пару медленных?
Он выдохнул и внимательно посмотрел на Глашу сквозь черноту очков.
– Ну же! Вы забыли? Шаги медленные и быстрые!
И привстав на цыпочки, прошептала в его губы:
– Шот-шот-лонг!
Уголки губ Скворцова дрогнули, поползли вверх, захват рук стал таким плотным, что Глаша и вздохнуть не смогла, даже если бы захотела, так сильно она была прижата к телу босса, поэтому следующие слова получились совсем уж шипящими.
– Ш-ш-ш-от – ш-ш-ш-от!
Поцелуй длился долго-долго.
«Лонг-лонг-лонг!» - пела скрипка.
«Шот-шот!» – отсчитывал упертый контрабас.
И только бандонеон вздохнул устало и замер в ожидании.
«Ну же!» - подтолкнуло пианино, когда поцелуй прервался, и Леонид сдернул с себя мешающиеся очки и зашвырнул их куда-то в потолок.
Новый поцелуй был встречен овациями.
«Ну же!» - напомнило нетерпеливое пианино.
И как когда-то августовской ночью, Глаша взяла своего партнера за руку и повела.
– Куда ты? – спросил улыбающийся Скворцов, но Глашу уже нельзя было остановить. Она спешила. Так сильно спешила, что едва позволила накинуть на себя шубку.
Ворвалась в ночь и закричала: - Такси!
Черная машина распахнула дверь, и Глаша не медля нырнула в ее теплое нутро, увлекая за собой Скворцова.
– Строителей - семь, дом номер двенадцать, - выпалила она обернувшемуся в удивлении водителю. Она не видела, как Леонид кивнул, и не заметила, как осторожно отчалил автомобиль от крыльца клуба, и ее совсем не удивило, откуда бы взяться такси на пешеходной улице Петипа.
Вырулив на Набережную, водитель еще раз обернулся.
– На Строителей - семь?
Скворцов, не разрывая поцелуя, махнул рукой. Медленно и бесшумно стекло отгородило целующуюся пару от водителя, разворачивающего машину совсем в другую сторону от запланированной ранее.
Глазунова хотела на Строителей - семь, значит - им туда дорога.
Когда-то в старой-старой сказке Золушка потеряла башмачок. Говорят, что неправильный перевод превратил его из мехового в хрустальный. В чем-то Глафира была похожа на ту самую Золушку. В той части, где она потеряла меховую вещь. Глазунова потеряла шубу из мексиканского тушкана. Забежала в подъезд, имея на себе лишь платье, трусы и чулки. Босоножки по-прежнему крепко обхватывали щиколотку.