Станешь моей?
Шрифт:
Девушка делает небольшой глоток и отставляет фужер.
Ты сделала свой выбор, милая! И я наотмашь бью её по лицу.
Задохнувшись от неожиданности, она отлетает к центру комнаты и падает на мягкий ковёр. Силится подняться в узком платье, встаёт на четвереньки. Но мне большего и не надо. Задираю эластичную ткань платья, прижав её к полу одной рукой.
– Адам, – инстинктивно пытается она вырваться, не понимая, что происходит.
– Заткнись, сука! – рывком спускаю к коленям её крошечные трусики.
Надеюсь, она вообразила себе хоть что-нибудь, пока мы танцевали.
– Нет! – дёргается, брыкается, пытается отползти, норовит меня лягнуть острым каблуком.
– Напрасно, милая, – старюсь, чтобы голос мой звучал как можно мягче. Но, зажимая её, не могу попросить, чтобы она расслабилась и намекнуть, что так ей будет легче. Это шоу. Зрители ждут сопротивление. Ждут настоящие эмоции. Её боль. Мою непреклонность. – Я всё равно трахну тебя, хочешь ты этого или нет. Здесь. И сейчас.
И проталкиваю в её узкую дырочку свой здоровый член одним мощным рывком. Её вопль оглашает комнату. Она цепляется руками за ковёр, пытаясь отползти, пытаясь прекратить эту пытку. Но мои руки крепко держат её за бедра. Я двигаюсь резко, грубо насаживая её на себя. Чувствую, как от крови скользить становится проще. И умело изображаю, что во мне нарастает нестерпимое желание. Слюнявьте сильнее ладошки, Вялые Члены! Видите, как я хочу её. Как наслаждаюсь каждым толчком, каждым её воплем. Слезами, мольбами.
– Пожалуйста, Адам, не надо. Не надо, пожалуйста, – скулит она, срывая о ковёр ногти.
– Надо, милая, надо, – тяжело дышу я, каждый раз всё плотнее прижимаясь к её ягодицам. Скольжу большим пальцем между их округлостями, раздвигаю. Аккуратная тёмная дырочка попки не у меня, у алчущих зрителей должна вызывать новый приступ острого желания.
Девственницы редко кончают с первого раза, особенно когда грубо, когда вот так жестоко, на разрыв. Но в эту я верю.
– Снимай платье, – усаживаю я её на колени не выходя.
Трясущимися руками она избавляется от него, подчиняясь.
Из-под кружевного белья освобождаются острые грудки. И упругие, возбуждённые от боли соски вызывают одно желание – их ласкать. Нежно, любяще. Они заслужили эти трепетные прикосновения.
– Расслабься, – шепчу я ей едва слышно, скользя рукой вниз. – Расслабься. Постарайся.
Она такая худенькая, что мне кажется я чувствую собственный член сквозь кожу её живота. Клитор – это безотказно. Её мягкий бугорок уже высунулся из складочек навстречу моим требовательным пальцам. И боль девушки уже притихла.
Немного ласки и она входит в ту стадию, где всё смешалось: боль и возбуждение, принятие и отрицание, желание и отторжение. Она любит меня и ненавидит. Она хочет меня и мечтает, чтобы это быстрее закончилось.
Увы, это закончится только тогда, когда мне скажут, что достаточно. Когда спрятанный в одну из камер маячок загорится красным. Когда голосующие у своих экранов пользователи будут удовлетворены, и какой-нибудь богатый
Мои пальцы скользят по её клитору, мои член двигается внутри неё, мои ягодицы сжимаются на каждый толчок. Её губы приоткрываются, голова закидывается. Но второй рукой я сжимаю её шею, и в этом удушающем захвате заставляю её одновременно испугаться и кончить.
Раз за разом дёргаясь в оргазмических судорогах, она хватается двумя руками за мою ладонь, пытаюсь вздохнуть. Пытаясь от неё освободиться, хрипит, выгибается, бьётся в моих руках. Я бы и сам засомневался не предсмертная ли это агония, если бы не чувствовал ритмичные сокращения её узкого влагалища.
Увы, недоступная мне роскошь – кончить вместе с ней. Но порадоваться за неё мне это не мешает.
«Ну что, господа ублюдочные зрители? – кошусь на ставшую фиолетовой и мигающую, но ещё не красную лампочку. – Закончим красиво?»
– Иди сюда.
Встаю, поднимаю, подтягиваю её к себе и намотав на руку волосы, чтобы слегка оттянуть её голову назад, жадным поцелуем впиваюсь в губы.
«Отвечай, дурочка, отвечай! – уговариваю я её плотно сомкнувшийся рот. – Отвечай покорно, безвольно, благодарно. Если ты сейчас меня укусишь или влепишь пощёчину, этот чёртов огонёк вновь загорится зелёным. И они будут платить и платить, пока ты будешь сопротивляться. Пока в поту, крови, слезах я не заставлю тебя сдаться. Пока не сделаю ручной, послушной, сломленной. Пока не подчиню. Отвечай!»
– Спасибо! – облегчённо выдыхаю я в её примкнувшие к моим губы, всё же дождавшись этого разрешающего прекратить её мучения «светофора». – Ты была великолепна.
– Ненавижу тебя, – выдыхает она яростно.
– Тс-с-с, – предупреждающе шепчу я. – Твоё шоу окончено. Ты – свободна!
Глава 1. Ева
– Лор, да прекрати ты уже плакать, – глажу я по голове рыдающую на моём плече подругу, сидя в её комнате на кровати. – Ты жива. Здорова. Вернулась домой. Всё хорошо. Забудь!
– Не могу, – всхлипывает она. – Я так любила его, а он… – срывается её голос.
Но она может не продолжать, я эту историю уже слышала: изнасиловал её. Грубо. Жёстко. Хладнокровно.
– Я понимаю. Но всё же бери себя в руки, Лор. Жизнь продолжается.
– Это нечестно, Ев, – завывает она. – Неправильно. Несправедливо.
– Несправедливо, – поднимаю я её с плеча и подаю коробку бумажных платков, – это порок сердца у моего брата. Мальчишке пять лет. Ему бы бегать, прыгать, на велике с ветерком, а он с бабушкой по двору за ручку гуляет. Несправедливо, – выдираю я подряд несколько салфеток и всовываю подруге в руки, – что мать у меня горбится на двух работах, и я ей помогаю, но мы едва сводим концы с концами. А вот когда мой отец в горячей точке погиб – это справедливо, хоть и очень тяжело. Потому что он знал, что это может случиться, когда выбрал карьеру военного. Рисковал и выполнял приказ. И мама знала, когда выходила за него замуж. А в твоём случае всё ещё справедливее. Ты сама поехала на это шоу. Сама подписала контракт. Там было что-нибудь о насилии?