Шрифт:
Квартал я называть не стану, но если от Пиккадилли ехать на запад, извозчик в конце концов найдет его по левую сторону и будет благодарен вам за вашу щедрость. Место не очень-то модное, но вряд ли где есть сад красивее этого, да и расположенные здесь мастерские художников придают ему особую изысканность. Сами-то дома тут небольшие и довольно обшарпанные, никакого интереса для профессионального грабителя они не представляют. И уж Бог свидетель, я и в мыслях ничего такого не держал, когда одним несчастным вечером в конце того же самого лета вез туда Раффлса. Это было после того, как доктор Теобальд наконец-то настоял, чтобы Раффлса возили в инвалидном кресле на прогулки. Так вот, в этом
— Какие балконы, Кролик! Один шаг, и ты уже там!
Я выразил убеждение, что внутри ничего стоящего нет, чтобы рисковать, и позаботился, чтобы мы больше не останавливались по пути.
— Пожалуй, ты прав, — вздохнул Раффлс. — Колечки, часики, и отбирать их у людей, которые живут в таких домах, — это, пожалуй, слишком. Хотя кто знает. Вот еще один с надстроенным этажом. Да постой же, Кролик, если ты не остановишься, я вцеплюсь в ограду! Хороший дом, смотри-ка, дверное кольцо, электрический звонок. Хозяева сами их установили. Кролик, здесь есть деньги! Держу пари, в гостиной стоит столовое серебро, да и окна широко открыты. Бог мой, как сияет электричество!
Коли уж мне пришлось остановиться, я сделал это напротив дома с другой стороны, в густой тени. Пока Раффлс говорил, в окнах нижнего этажа дома, который мы разглядывали, загорелся свет, осветив очень миленькую столовую, очаровательнее трудно себе представить, в дальнем ее конце мужчина что-то потягивал из бокала, а спиной к нам сидела женщина в вечернем платье. Как будто волшебный фонарь спроецировал картинку на экран. Их было только двое за столом, сверкавшим серебром, украшенным цветами, и горничная прислуживала им с невозмутимым видом хорошо вышколенной прислуги. Это определенно был хороший дом.
— Она собирается задернуть занавески! — прошептал в крайнем возбуждении Раффлс. — Ах нет, черт возьми, они велели ей не делать этого. Обрати внимание на ожерелье дамы, Кролик, и оцени булавку на галстуке у мужчины. Посмотри-ка на яркую картину над буфетом. Похоже, это Жак Сайар. Но мне хватит и столового серебра.
— Успокойся, — сказал я. — Ты в инвалидном кресле.
— Да ведь весь квартал на обеде. Это самый удобный момент. И глазом моргнуть не успеешь!
— При незадернутых шторах и на глазах у повара, внизу на кухне?
Он кивнул, наклонился вперед, снимая плед, которым были укрыты его ноги.
— Ты с ума сошел! — Я схватился за ручки кресла, чтобы катить его вперед, однако оно уже было пустым.
— Посторожи плед, — донесся до меня шепот. Мой подопечный уже стоял у дома — лицо бледное от предстоящей забавы, весь кипит какой-то безумной решимостью. — Я только проверю, есть ли у этой женщины столовое серебро.
— Нам-то оно не нужно.
— Да я мигом.
— Сумасшедший, сумасшедший!
— Ну, а тогда можешь и не ждать!
Очень похоже на него: оставить меня вот так, одного. Я бы на этот раз и послушался его совета, если бы мои собственные слова не навели меня на мысль. Я назвал его сумасшедшим, и таким я мог, если понадобится, объявить его под присягой. Все происходило не так уж далеко от нашего дома, и навести о нас справки не составило бы труда. Я сослался бы на доктора Теобальда. Да, это некий мистер Мэтьюрин, один из пациентов доктора, а я за ним ухаживаю, но он никогда раньше не сбегал от меня. Я представлял, как буду объяснять все это, стоя на пороге дома, и в доказательство предъявлю пустую инвалидную коляску, а хорошенькая горничная уже побежит за полицией. Да, для меня это гораздо серьезнее, чем для
Я представил, как сурово выговариваю Раффлсу, усаживая его обратно в кресло, и слышу, как он шепотом благодарит меня по дороге домой. Впервые я бы вызволил его из беды, и мне даже хотелось, чтобы он в нее попал, — настолько я был уверен в каждом из моих последующих действий. За те несколько секунд, пока я рисовал себе это в воображении, мое состояние совершенно изменилось, теперь я настолько был уверен в успехе, что мог без особого волнения наблюдать за Раффлсом. А оно стоило того.
Он смело, совершенно беззвучно шагнул к парадной двери и остановился, готовый позвонить, если откроется дверь или кто-то вдруг появится, или сделать вид, что уже звонил. Но звонить ему не пришлось, в следующий миг я увидел, что его нога уже на почтовом ящике, а левая рука схватилась за перекладину вверху. Даже для закаленного сообщника, прекрасно знающего, что к чему, зрелище было захватывающим! Крепко держась левой рукой за перекладину, Раффлс вытянул правую руку как можно выше вверх и благополучно уцепился за край балкона.
Я огляделся и перевел дух. В освещенной столовой горничная смахивала крошки; квартал был так же пуст, как и раньше. Какое счастье, что был конец лета и многие дома еще пустовали. Я снова посмотрел вверх, Раффлс как раз перекидывал ногу через перила балкона. В следующую минуту он исчез за балконной дверью, а потом зажег внутри свет. Вот это уже было плохо, потому что по крайней мере я хорошо видел, что он там делает. Оказывается, главная глупость была еще впереди. И сделана она была только для меня, я сразу это понял, а Раффлс потом подтвердил; так вот, этот ненормальный напялил на себя маску из крепа и вышел в ней на балкон, раскланиваясь во все стороны, как шут какой-то.
Я пошел прочь, подталкивая пустое кресло, но затем вернулся. Не мог же я оставить Раффлса, даже если бы мне пришлось потом давать объяснения и по поводу его маски, если у него не хватит ума вовремя снять ее. Да, отвертеться будет трудно, но все-таки разве из инвалидного кресла совершают ограбления? А в остальном я полагался на доктора Теобальда. Тем временем Раффлс догадался уйти с балкона, и теперь мне была видна лишь его голова, когда он заглядывал в шкаф. Я как будто смотрел оперу, «Аиду» например, где две сцены разыгрываются одновременно — одна внизу, в подземелье, другая в храме над ним, наверху. Точно так же я одновременно следил, как Раффлс крадучись передвигался по комнате вверху и как муж с женой сидят за столом внизу. И совершенно внезапно, когда муж, пожав плечами, подлил себе в бокал, женщина вдруг отодвинула стул и направилась к двери.
Раффлс в это время стоял у камина. Он держал в руках одну из фотографий и внимательно изучал ее сквозь прорези для глаз в этой дурацкой маске, которая все еще была на нем. В конце концов она ему все-таки понадобится. Дама вышла из столовой, открыв и закрыв дверь; мужчина в это время еще раз наполнил бокал. Я бы крикнул, чтобы предупредить Раффлса о надвигающейся опасности, но в этот момент (именно в этот) на улице появился констебль (именно он, никто другой), степенно обходивший свой участок. Ну что я мог сделать, кроме как меланхолично взглянуть на кресло да спросить констебля, который час. Придется здесь, по-видимому, торчать весь вечер, заметил я — и сразу же понял, что эти слова лишают меня возможности воспользоваться всем моим заготовленным объяснением. Это было ужасно. К счастью, оттуда, где проходил констебль, ничего нельзя было увидеть, ну, если только потолок в столовой; но он отошел не так уж далеко, когда женщина открыла балконную дверь и судорожно глотнула воздух, даже мне через улицу слышно было. И мне никогда не забыть последовавшей за этим сцены в освещенной комнате с балконом.