Старая ратуша
Шрифт:
Он продолжал смотреть на Фернандеса, но краем глаза заметил, как выпрямился в своем кресле судья Саммерс. Пэриш продолжала стоять.
— Такой ответ впечатляет, — заметил Саммерс. — Это позволит нам избежать бездарной траты времени на стандартную процедуру, предваряющую использование этих записей. Молодец, офицер. Мисс Пэриш?
Взглянув на Кенникота, Пэриш улыбнулась:
— Я оставлю свои вопросы к этому офицеру на потом. — Она вновь присела.
Рассказ Кенникота направлял в необходимое русло Фернандеса. Это не выглядело
— Где вы находились, офицер, когда впервые увидели мистера Сингха и мистера Брэйса?
— Я находился здесь. — Кенникот отметил конец коридора перед входом на кухню.
— И что же произошло потом?
— Подойдя к мистеру Брэйсу, я поскользнулся на кафельном полу, — ответил Кенникот, отмечая соответствующее место маленьким крестиком. — Я упал здесь, а пистолет, который держал в правой руке, отлетел сюда. — Он провел пунктирную линию к кухонным шкафам.
Он уже столько раз побывал в квартире Брэйса, что, как ему казалось, знал там каждый дюйм. Однако на архитектурном чертеже помещение выглядело совершенно по-иному. Даже вернувшись на свидетельскую трибуну, он поймал себя на том, что продолжает смотреть на мольберт.
Фернандес продолжал задавать вопросы. Они касались проведенного им остатка дня, просмотра видеопленок из вестибюля и всего, что ему удалось узнать об образе жизни Брэйса и Торн. Они заранее договорились не затрагивать алкогольную проблему Торн и известили об этом защиту. Если этой теме и суждено было как-то всплыть на суде, то пусть это окажется делом рук Пэриш. По крайней мере доктор и миссис Торн не станут винить в этом прокурора.
Когда Фернандес закончил, поднялась Пэриш. Она в совершенстве владела искусством перекрестного допроса. Кенникот почувствовал это на собственной шкуре. Она задавала общие наводящие вопросы, ограничивая его ответы лишь короткими «да» или «нет», методично загоняя его в угол. Это напоминало шахматный эндшпиль, когда имеющий преимущество игрок медленно отрезает сопернику все пути отхода.
Как он и предполагал, Пэриш начала с расспросов о сделанных им записях.
— Ведение записей является одной из основных составляющих вашей работы. Я права, офицер Кенникот?
— Совершенно верно, это необходимо.
— И вас этому учили, так?
— Да. У нас даже преподает бывший детектив отдела — он ведет отдельный семинар по этой дисциплине. Это довольно обстоятельные занятия.
— И ведение записей от вас требуется в соответствии с уставом, верно?
— Совершенно верно.
— Будучи адвокатом, вы допрашивали многих полицейских и интересовались, насколько тщательно они подходили к ведению своих записей, так?
В зале послышался смешок. Кенникот улыбнулся.
«Веди себя непринужденно, —
— С превеликим удовольствием, — ответил он, и все, включая Саммерса, рассмеялись.
«Вот оно», — думал Кенникот.
Он дюжину раз читал и перечитывал свои записи в поисках чего-либо упущенного. Однако так ничего и не нашел. Но видимо, ей это все же удалось.
— Можно взглянуть на вашу тетрадь, офицер? — спросила Пэриш. — У меня есть фотокопия, но я ни разу не видела оригинала.
— Прошу вас, — отозвался Кенникот.
«Странно. Неужели Пэриш решила, что я мог что-то подделать в оригинале?»
Она подошла к нему. Кенникот следил за ее глазами, пока она медленно листала страницы. Защитница не спешила. Что же она искала?
Наконец Пэриш вернулась к своему столу.
— Ваши записи и предоставленная вами фотокопия совершенно одинаковы, точно?
— Точно.
«Черт», — выругался про себя Кенникот.
Он начинал вторить ей этим дурацким «точно». Это был его первый односложный ответ. Теперь он понял. Она разыграла эту маленькую сценку с записями лишь для того, чтобы попытаться сбить его с толку.
— Офицер, вы уже много раз заглядывали в эти записи до своих сегодняшних показаний.
— По крайней мере раз десять.
— Вы не думаете, что могли что-то упустить?
Это был первый вопрос, не предполагающий односложного ответа. Пэриш только что нарушила одно из правил перекрестного допроса. Никогда не задавай вопрос, на который сам заранее не знаешь ответ.
Но Кенникот понял: это довольно хитрый ход. Если скажет, что ничего не упустил, а найти что-то можно всегда, он отрежет себе пути к отступлению, давая ей неоспоримое преимущество в случае, если она что-нибудь да обнаружит. Если сказать, что заметил нечто упущенное, то придется объяснять свой недочет. В любом случае адвокат вынуждала его защищаться.
Кроме того, Пэриш задала их диалогу быстрый ритм, своеобразную пульсацию. Кенникот знал, что в результате длительной паузы с его стороны, нарушившей равномерный ход беседы, он будет казаться неуверенным в себе. Кенникот услышал, как авторучка в руке Саммерса замерла. Краем глаза он заметил, что на него смотрят Фернандес и Грин.
— Разумеется, в моих записях могут отсутствовать мелочи, — сказал он. — Например, цвет ботинок мистера Сингха. Но, думаю, я вряд ли упустил что-либо существенное.
— Когда вы впервые увидели мистера Брэйса, он пил чай с мистером Сингхом, верно? — Оставив в покое его записи, Пэриш, похоже, целила в «яблочко».
«Ну вот, дождался», — вздохнул Кенникот.
— Насколько мне известно, они пили какой-то особый чай, который мистер Сингх приносил мистеру Брэйсу.
Кенникот старался полностью сконцентрироваться на Пэриш, но его взгляд невольно вернулся к чертежу квартиры. Внимательно следивший за ним Фернандес увидел то, чего до этого не замечал.