Шрифт:
Роману Кочеткову, доброму человеку посвящается.
Покойся с миром, друг Бамбук.
Часть первая
ДОЖДАЛИСЬ!
Пролог
Ранняя весна, оттепель в черно-белых тонах. Опушка хвойного леса, упирающегося в болото. Слышны стук дятла и нечленораздельное бормотание. Со стороны леса появляется источник бормотания – весьма странный объект, если смотреть с высоты птичьего полета, что-то вроде жука скарабея, катящего навозный шарик. При ближайшем рассмотрении объект оказывается покрышкой большого колеса трактора «Беларусь», которую катит мелкий мужичок в фуфайке, кепчонке, кирзачах и затрапезных штанах. Мужичок упирается плечом в резину, скользит по ледяному насту и чертыхается, видно, что добыча слишком тяжела. Но все-таки огромным усилием воли закатывает шину на пригорок и останавливается передохнуть. Тяжело дышит,
За спиной мужичка появляется голубоватое свечение, из болота, взламывая тяжелый наст, медленно поднимается «болотная опухоль» – что-то похожее на верхушку воздушного шара, внутри которого ярко светит неоновая лампа. По оболочке объекта с характерным треском пробегают голубые молнии.
Мужичок слышит необычный звук за спиной, оглядывается, видит объект, от неожиданности икает, роняет бутылку с мутнярой в снег и с воплем: «Старьевщики! Старьевщики!!!» убегает по тропинке в сторону села.
Глава первая
БЛАГАЯ ВЕСТЬ
1
Самое удивительное, что первым на старьевщиков наткнулся Витька Лимон – самый что ни на есть непутевый мужичонка на всю Сосновку. А может, и вообще на всю округу. Если говорить точнее, наткнулся он не на самих старьевщиков, а на болотную опухоль, крупную, вполне созревшую. С другой стороны, если вдуматься, ничего удивительного в этом как раз и нет. Поскольку именно Лимон в компании двух таких же шаромыжников неопределенного возраста – Кольки Сапрыки и Петьки Одноногого только и делал, что рыскал по округе в поисках, что где плохо лежит. Это самое плохолежащее довольно скоро-скрытно изымалось и немедленно обменивалось на самогон, благо традиции самогоноварения в Сосновке давние и крепкие. Добавлю, что летом-осенью Лимон большей частью промышлял честным заработком – собирательством и выходил на трассу продавать грибы «кучками», ягоды – трехлитровыми банками. А еще развлекал туристов, сплавляющихся по реке Пре на байдарках, песнями и игрой на гармошке. Но вот зимой и по весне, когда природа туристом и натуральным продуктом не особо балует, шайка Лимона наводила ужас на округу. Пропадало все: древняя бытовая техника и домашний скарб, мелкая живность и садовый инвентарь, комбикорм и зерно из сараев, варенья-соленья из подполов, даже бельишко, вывешенное на мороз. И уж, конечно, в первую очередь – цветные металлы. Потому что за цветмет в райцентре платили наличными. Приводило это порой к довольно печальным последствиям: однажды зимой Сосновка неделю сидела без света – нечестивцы срезали почти километр проводов. Не лучшее, скажу вам, было время. Особо учитывая, что ты живешь на краю села, сразу за огородом – лес, а в лесу воют волки.
Лимона с подельниками не раз ловили с поличным, сдавали участковому Митрохину, даже поколачивали, но все зря. Ну не мог человек пройти так просто мимо чего-либо, представляющего хоть какую-то ценность. Может, болезнь? Как это, клептомания? Правда, надо отдать должное Лимону, в самой Сосновке он промышлял редко, говорил, что из патриотических чувств. Но, скорее, боялся гнева односельчан, а потому предпочитал «обкладывать налогом» соседние поселения. Особо страдали от Лимона со товарищи «понаехавшие дачники» с Выселок, фермеры с Рыжего хутора (хотя какие они на хрен фермеры, так, название одно) и то, что осталось от совхозов – колхозов советских времен в соседних поселениях.
Вот и на Калиновом болоте Лимон оказался по той же причине – убоявшись тащить по дороге украденную из Гороховской сельхозмастерской покрышку от трактора «Беларусь», он двинулся напрямик, через болото. Там, конечно, дрога аховая, да и не дорога вовсе, а так, тропинка, кочка на кочке, яма на яме, зато хорошие шансы, что не заметит никто. Не любил Лимон по понятным причинам особо свою деятельность афишировать. Но позже признавался, что силы свои переоценил, колесо хоть и резиновое, но здоровенное, тащить тяжело, а катиться оно особо не желало. Умаялся напрочь.
Там-то на Калиновом болоте Лимон ее и увидел, болотную опухоль, по его словам, почти созревшую. Без раздумий бросив ценную добычу, он бегом кинулся в Сосновку, чтобы сообщить народу благую весть и немедленно потребовать у главы местной администрации Звонарева установленную премию в пять тыщ рублей. Глава наш Андрей Анатольевич Звонарев, мужчина солидный и обстоятельный в словах Лимона, конечно, усомнился (кто ж в Сосновке Лимону на слово верит?) и послал пацанов, запускавших кораблики в луже у управы, в указанное место для проверки. А новость тем временем быстро разлетелась по всему селу.
2
Как сейчас помню, я вел астрономию в девятом, и географию в седьмом. Урок только начался, и я уже прикрепил к одной половине доски карту обратной стороны Луны, а к другой прилаживал карту нашей необъятной России с разными полезными ископаемыми, когда в окно класса заглянула чумазая
Я замахнулся на провокатора указкой, мордочка исчезла, но быстро стало ясно, что урок безнадежно сорван. Ученики, их у нас в девятом целых пятеро, а в седьмом – трое, меня совершенно не слушали, перемигивались, переговаривались, обменивались записками и, едва прозвенел звонок, побросали тетрадки мне на стол и бегом рванули из класса. Наверняка, к управе. Что ж, могу их понять. Старьевщики – это вам не шуточки. Старьевщики – это событие!
Я неторопливо снял с доски и свернул карты, сунул их подмышку, захватил журналы и отправился в учительскую, чтобы поделиться радостной новостью с коллегами.
Коллег у меня немного. Оно и понятно, это вам не колледж какой, а обычая сельская школа в средней полосе России. Даже не средняя – а восьмилетка. Девятилетка по-новому, хотя учатся все равно восемь лет. Черт бы их побрал с их новациями, совсем запутался!
Помимо директрисы – Клавдии Петровны Макаровой, славной старухи, всю жизнь отдавшей посевам разумного, доброго, вечного, то есть – народному образованию, сейчас в учительской сидела еще начальница Нина Васильевна Реткина. «Начальница» – не в смысле руководитель, а преподаватель начальных классов. Безвкусно одетая тетка неопределенного возраста по кличке Крупская, или просто Крупа. Это не мы, это ее школьники так прозвали, уж очень она была похожа на Надежду Константиновну Крупскую, изображенную рядом с Лениным в Горках на стенде в школьном коридоре. Стенд этот еще с совковых времен висеть остался. Когда в РОНО партийный контроль и надбавку за наглядную агитацию в школах отменили, этим делом у нас никто толком не занимался. Директриса ограничилась тем, что велела повесить портрет Президента в учительской и российский триколор над крыльцом. А накануне приезда комиссии из РОНО завхоз наш спохватился и завесил упомянутый стенд большим православным календарем. С подробным описанием, когда какого святого смертию лютой замучили, и каким именно способом, как Богоматерь следует почитать, и что православным в пост есть запрещено. Правда, календаря на весь стенд не хватило, и справа осталась полоска старой наглядной агитации, и как раз та самая фотография с Крупской. Причем, сам Ленин оказался календарем закрыт, и получалось, что соседствовала верная подруга Ильича непосредственно с Богоматерью, баюкавшей на руках младенца Иисуса. Но ничего, прокатило, комиссия приехала, посмотрела, ругать не стала. Добавлю, что наша Крупа носила такие же серые и бесформенные наряды, как и верная подруга Ильича, да и лицом-прической на нее очень даже походила. Нарочно что ли? Крупу в школе, да и в селе не любили. Никто! Даже первоклашки. Хотя, стоит признать, она сама не давала для любви ни одного повода. Детей она называла «змеенышами», коллег постоянно подозревала в интригах и подлостях по отношению лично к ней. К примеру, за четыре года моей работы в Сосновке мы пообщались с Крупой всего трижды. И все три раза ее длинный и нудный монолог сводился к тому, что от меня очень сильно пахнет табаком, и в учительской из-за этого нечем дышать, а у нее астма. Наезд совершенно не по делу – курил я в любое время года исключительно на улице, и старался уйти за кочегарку, чтобы ученики с меня плохой пример не брали. А вот директриса наша Клавдия Петровна порой и в учительской дымила. Но ей, конечно, Крупа претензий не предъявляла. Чтит начальство, колода старая.
Сейчас Крупа сидела около окна и привычно пялилась на улицу. И чего там высмотреть собирается? Или же новость радостную таким образом переваривает?
Еще одна особь женского полу, представляющая наш дружный педколлектив – Валька Мордовка. Валентина, действительно, была родом из Мордовии. Закончила что-то саранское педагогическое. Каким боком ее занесло в нашу глушь, одному Богу известно, и дядям из РОНО. В школе она работала по контракту, работу свою терпеть не могла, и любимой темой ее было помечтать, как классно она будет жить, когда этот чертов контракт кончится, и уедет Валька в свой Саранск. Это Саранск-то город, о котором можно мечтать? Ну-ну. Впрочем, сам я там не был, так что без комментариев. Врать не буду, были у нас с Валькой кое-какие шуры-муры, я даже ночевал у нее пару раз, когда ее квартирные хозяева на Рыжем хуторе сенокосили, и она у меня в библиотеке тоже до утра гостила, когда я там обретался. Но чего-то более серьезного у нас не сложилось. Наверное, Валька желала чего-то возвышенного, или же, наоборот, солидного, основательного. Я же ни к возвышенному, ни тем более, к основательному пока был не готов. Да и разница в возрасте. Валька старше меня лет на пять будет. Быстро поняв бесперспективность моей персоны в качестве потенциального сожителя, Валька мне изменила и ударилась в бурный роман с местным зоотехником Липаткиным по прозвищу Овцебык. А на селе завести тайный роман, это все равно, что в городе о нем по телевизору рассказать с указанием всех подробностей на каком-нибудь ток-шоу. Бабы местные нарадоваться не могли – появился богатый повод для сплетен. Закончился роман плачевно, публичным изгнанием из дому пойманного с поличным зоотехника его законной супругой после громкого скандала и при большом скоплении народа. Зоотехник, конечно, вскоре был прощен и возвращен домой, а вот Валька, получившая на селе за эту греховную связь обидное прозвище «мордовская давалка», озлобилась. Да и с квартирной хозяйкой Грымзой у нее отношения не сложились, сами понимаете, две бабы на одной кухне…