Старик Хоттабыч (худ. Г. Вальк)
Шрифт:
Он раскрыл чемоданы, и все увидели, что они доверху заполнены великолепной, отливающей серебряной и золотистой чешуёй живой рыбой.
Ещё рыбаки не успели как следует разобраться, какой смысл дарить рыбакам рыбу, как Хоттабыч деловито высыпал на траву трепещущее содержимое чемоданов. И вот тут-то рыбаки и ахнули от восторга и удивления: неизвестно, каким путём оба чемодана оказались по-прежнему полны. Хоттабыч снова опорожнил их, и они снова наполнились прекрасными дарами Средиземного моря. И так было и в третий, и в четвёртый, и в пятый раз.
— А теперь, — сказал Хоттабыч, наслаждаясь произведённым впечатлением, — если хотите, можете сами
Ребята при помощи Джованни взгромоздились на лошадь и уселись за спиной Хоттабыча.
— Прощайте, синьор! Прощайте ребятишки! — растерянно промолвили рыбаки, глядя вслед быстро удалявшимся удивительным незнакомцам.
— Если бы даже это были обыкновенные, не волшебные чемоданы, — задумчиво промолвил Джованни, — и то за них можно было бы получить немало лир…
— Теперь мы, кажется, сможем поправить свои дела, — сказал Пьетро, старший из рыбаков, седой человек лет под шестьдесят, с морщинистым коричневым лицом и сухими, жилистыми руками. — Уплатим синьору министру финансов (пусть он двадцать пять раз в день давится рыбьими костями!) все наши недоимки, подлечим мой проклятый ревматизм, а тебе, Джованни, справим, костюм, шляпу, ботинки, пальто. Как-никак, ты молодой человек, жених, и тебе нужно быть прилично одетым… Вообще все приоденемся немножко… Правильно я говорю, ребята?
— «Приоденемся!» — сердито передразнил его Джованни. — Вокруг нас столько нищеты и горя! Надо будет прежде всего помочь вдове Джакомо, того, который в прошлом году утонул. После него остались трое детей и старуха мать.
— Ты прав, Джованни, — согласился Пьетро. — Нужно будет помочь вдове Джакомо. Это был добрый и верный товарищ.
Тогда вмешался второй рыбак. Ему было лет тридцать. Звали его Христофоро.
— А Луиджи? Луиджи тоже надо было бы подбросить деньжонок. Бедняга умирает от чахотки.
— Правильно, — сказал Джованни. — И ещё Сибилле Капелли. Её сына второй год держат в тюрьме за то, что он организовал забастовку.
— И старику Гульемо Гаджеро. Его сына убили карабинеры во время демонстрации. Он не хотел отдать им знамя, и они его застрелили на месте. Вы его должны помнить: весёлый такой, механик с электрической станции… — добавил Пьетро.
— Подумать только, скольким людям мы сможем теперь помочь! — восхищённо промолвил Джованни.
И три добрых рыбака до поздней ночи обсуждали, кому ещё нужно помочь теперь, когда у них оказались такие замечательные чемоданы. Это были честные и великодушные люди труда, и никто из них и в мыслях не имел воспользоваться подарком Хоттабыча для того, чтобы разбогатеть, стать крупным торговцем рыбой, капиталистом. Мне приятно сообщить это читателям, чтобы они вместе со мной порадовались, что подарок старика попал в хорошие руки.
Я уверен, что ни один из моих читателей, окажись он на месте этих трёх генуэзских рыбаков, не поступил бы иначе.
ХLVIII. РОКОВОЙ ЧЕМОДАН
В это очаровательное летнее утро в Генуе в такой ранний час проснулись по крайней мере пять человек, которых никак не беспокоила забота о хлебе насущном.
Одним из них был Хоттабыч. Он бодро вскочил с постели и разбудил своих юных друзей (вот вам ещё два человека), спавших на просторных деревянных кроватях. Сам он, по обычаю своему, переночевал на полу у порога, хотя номеров и свободных коек в гостинице было сколько угодно.
— Друзья мои, — обратился он к сладко позёвывавшим мальчикам, — простите меня, что я нарушил ваш крепкий отроческий сон, но я вторично отправляюсь в море на розыски моего любимого и несчастного брата Омара Юсуфа. Не беспокойтесь за меня. Я буду осторожен и, уверяю вас, ни в какие сети больше не попадусь. Через два-три часа я вернусь. За этот срок я вполне успею обследовать всё это море, которое вы называете Средиземным. Спите, друзья мои, я разбужу вас, когда ноги мои снова ступят на тощие ковры этой комнаты.
— Не-е-ет! — сказал Волька. — Мы не согласны прохлаждаться в такой серьёзный момент. Мы будем ждать тебя на берегу. Правильно я говорю, Женя?
— Угум, — подтвердил Женя, потягиваясь. — В крайнем случае, мы вздремнём на берегу моря. На песочке…
На том наши путешественники и порешили. Быстро одевшись, умывшись и позавтракав, они отправились в знакомую бухточку, которую незадолго до этого покинули гостеприимные рыбаки.
Четвёртым человеком, проснувшимся в такую рань, был господин Вандендаллес. Ему не терпелось приступить к покупкам. С каким бы официальным заданием он ни приезжал в ту или иную страну, в тот или иной город, он первым делом думал: «А нельзя ли тут по случаю купить что-нибудь подходящее, что можно будет выгодно перепродать у себя на родине?» Как человек исключительной жадности, он собрался до того часа, когда открывают в Генуе магазины, пройтись на всякий случай разок-другой и по местному рынку.
Но Вандендаллес отлично знал, что честные итальянцы не особенно жалуют подобных ему дельцов, и поэтому захватил с собой на рынок телохранителя. Этот рыжий детина с рябым и в высшей степени неприятным лицом был «проверенным» человеком — он служил в тайной полиции ещё во времена Муссолини, и рекомендовавший его комиссионер гостиницы, в которой остановился Вандендаллес, сказал вчера Вандендаллесу, что на Чезаре Санторетти Вандендаллес может положиться, как на собственного брата. Это было не совсем удачно сказано, потому что братья Вандендаллес готовы были за лишнюю копейку утопить друг друга в ложке воды. Но у комиссионера, очевидно, не было братьев. Чезаре Санторетти и был пятым человеком из тех пяти, о которых мы говорили в начале этой главы.
Не успел ещё Вандендаллес сделать по рынку и десяти шагов, как убедился, что не зря поднялся в такую рань. Прямо на него шёл молодой курчавый парень, весьма бедно одетый, и держал в руке роскошный кожаный чемодан. Уж можете поверить, господин Ванденталлес знал толк в чемоданах! Это был в высшей степени красивый и оригинальный чемодан. Просто незаурядное произведение кустарного искусства: кожа изумительной выделки, с тончайшим цветным тиснением, великолепная ручка была прикреплена гвоздиками со шляпками, которые нельзя было отличить от золотых, потому что они и на самом деле были золотыми. Угольники радовали глаз превосходной гравировкой — на них были выгравированы рыбки, птицы и какие-то арабские письмена.