Старик Хоттабыч (ред. 1938 года)
Шрифт:
Я, увы, не осведомлён, как велика должна быть знатность человека, дабы он мог удостоиться этого прекрасного путешествия. Но сколь бы высоки ни были эти требования, мои друзья всё равно полностью и даже с лихвой им удовлетворят. Ибо в моих силах, поверьте мне, сделать их князьями или шейхами, царями или королями, знатнейшими из знатных, богатейшими из богатых, могущественнейшими из могущественных.
Семь и семь раз к стопам твоим припадая, шлю я тебе свой привет, о мудрый заведующий сектором, и прошу сообщить, когда явиться мне со своими юными друзьями на борт упомянутого корабля,
К сему подписался Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб — могучий джинн». В самом низу был приведён для ответа адрес Вольки Костылькова.
— Бред,- заключил Матвей Касьяныч, свёртывая свиток.- Бред сумасшедшего. В архив — и делу конец.
— Всё-таки лучше ответить. А то этот свихнувшийся старичок будет к нам ходить по пяти раз в день справляться, как обстоят дела насчёт его ходатайства. Работать нельзя будет, уверяю вас,- возразил Иван Иваныч и через несколько минут лично продиктовал машинистке необыкновенно тактичный и вежливый ответ.
Так, впрочем, надлежит отвечать всем, но особенно сумасшедшим.
XLIX . Кто самый знатный?
Конечно, Хоттабыч поступил страшно неосмотрительно, дав для ответа Волькин адрес. Это ведь была чистая случайность, что Волька встретил почтальона на лестнице. А что было бы, если бы этой счастливой встречи не произошло? Письмо Центрального экскурсионного бюро попало бы тогда в руки родителей, и начались бы расспросы, и заварилась бы такая каша, что даже подумать о ней неприятно. Костыльков-младший не так уж часто получал письма на своё имя: не то три, не то четыре раза — за всю свою жизнь. Поэтому он, узнав от почтальона, что на его имя есть письмо, очень удивился. А увидев на конверте штамп Центрального экскурсионного бюро, он совсем оторопел, тщательно осмотрел его со всех сторон, даже неизвестно зачем понюхал его, но почувствовал только сладковатый запах гуммиарабика. Тогда он дрожащими руками вскрыл конверт и несколько раз, ничего не понимая, перечитал коротенький, но вежливый ответ Ивана Иваныча:
Многоуважаемый гражданин Г. Абдуррахманов! К великому нашему сожалению, Вы несколько запоздали со своим ходатайством. Все места на «Ладоге» уже запроданы.
Привет вашим принцам и шейхам.
Зав. сектором особо дальних путешествий
Ив. Домоседов.
«Неужели старик хлопотал, чтобы нас взяли да «Ладогу»? — догадался наконец Волька и растрогался: — Какой наш Хоттабыч всё-таки чудесный парень! Вот только непонятно, каким это принцам и шейхам товарищ Домоседов передаёт привет. Впрочем, сейчас узнаем».
— Хоттабыч, а Хоттабыч,- крикнул он, прибежав вскоре на реку,- можно тебя на минутку?
Старик, дремавший в тени под раскидистым дубом, услышав Волькин голос, встрепенулся, вскочил на ноги и мелкой стариковской рысцой подбежал к Вольке.
— Я здесь, о вратарь души моей,- сказал он, чуть задыхаясь.- Приказывай, я жду твоих приказаний.
— Признавайся, ты писал в Центральное экскурсионное бюро?
— Писал, о стадион моих мечтаний. Я хотел сделать это для тебя сюрпризом,- смутился Хоттабыч.- А что, разве уже пришёл ответ?
— Конечно, пришёл. Вот он,- ответил Волька и показал старику письмо.
Хоттабыч буквально выхватил из Волькиных рук бумажку, прочитал дипломатичный ответ Ивана Иваныча, мгновенно побагровел, задрожал мелкой дрожью, глаза его налились кровью, и он в бешенстве с треском рванул вышитый ворот своей рубахи.
— Прошу прощения,- еле выдавил он из себя,- прошу прощения. Я вынужден покинуть тебя на несколько минут, чтобы достойно наказать этого презренного Домоседова. О, я знаю, что я с ним сделаю! Я его уничтожу! Или… Нет, я его не уничтожу, ибо он не заслуживает столь милосердной казни. Я его лучше превращу в грязную тряпку, и об него будут в осенние ненастные дни вытирать свою грязную обувь перед тем, как войти в помещение. Или… Нет, нет, и этого слишком мало, чтобы отплатить ему за его дерзкий отказ…
С этими словами старик взметнулся в воздух, но Волька властным голосом крикнул быстро улетавшему Хоттабычу:
— Назад! Немедленно назад!
Старик послушно вернулся, обиженно насупив свои дремучие брови.
— Фу-ты, в самом деле! — набросился на него Волька, не на шутку перепугавшийся за заведующего сектором особо дальних путешествий.- С ума ты сошёл, что ли? Разве он виноват, что мест больше нет? Ведь корабль не резиновый… И, кстати, о каких это шейхах и принцах идёт речь в ответе товарища Домоседова?
— О тебе, о Волька ибн Алёша, о тебе и о твоих друзьях Серёже и Жене, да продлит Аллах ваши годы. Я написал этому худшему из заведующих секторами, что за знатностью вашей дело не станет, ибо, сколь бы знатны ни были прочие пассажиры «Ладоги», я смогу сделать вас, друзья мои, ещё знатней. Я написал этому скудному умом Домоседову, да забудет о нём Аллах, что он может вас уже за глаза считать шейхами, или царями, или принцами.
Волька расхохотался так громко, что с ближайшего дерева с шумом снялись и, возмущённо оглядываясь, улетели несколько галок.
— Позволь, позволь!… Значит, это выходит, что я принц? — помирал со смеху Волька.
— Я не понимаю, сознаюсь, причины твоего смеха,- отвечал уязвлённый Хоттабыч,- но если говорить по существу, то я титул принца намечал для Серёжи. Ты заслуживаешь, на мой взгляд, королевского звания.
— Ой, уморил, ей-богу, уморил! Значит, Женька был бы шейхом?
— Если тебе, о Волька, будет угодно, я могу сделать и его принцем.
— Нет, подумать только, какая политическая безграмотность! — ужаснулся Волька, перестав наконец смеяться.- Нечего сказать, знатные люди — принц да король!
— Никогда не поверил бы твоим словам,- произнёс тогда со вздохом Хоттабыч,- если бы не знал тебя как исключительно честного и правдивого отрока.
Помолчав немного, Хоттабыч горячо заговорил:
— Но я, о Волька, объят желанием устроить и тебе и твоим друзьям поездку на «Ладоге». И поверь мне, я это сделаю.
— Только, пожалуйста, без буянства,- предусмотрительно подчеркнул Волька.- И без очковтирательства. То есть без обмана. Не вздумай, например, выдавать меня за отличника учёбы. У меня по трём предметам только «хор», а с одним совсем получился конфуз.