Старики и бледный Блупер
Шрифт:
– Кто это сказал? – вопрошает Разум. – Тело? Ты?
– Я это сказал, дурак. Я Дух.
Тело презрительно фыркает.
– Я никому из вас не верю.
Разум медленно говорит:
– Ну, давайте разбираться логически. Наш человек ранен. Мы должны действовать организованно.
Тело хныкает.
– Слушайте, ребята, это же я там лежу, а не вы. Вы же не знаете, каково мне.
Разум говорит:
– Слышь, болван, мы все тут в одном положении. Не станет его – нас всех не станет.
– А он… – Тело не может решиться произнести это слово. – Мне нужно выжить.
– Нет, –
Тело приходит в ужас.
– Что еще за "игра"?
– Точно не знаю. Что-то там про правила. У них полно правил.
Дух говорит:
– Достал он меня. Я обратно не пойду.
Разум говорит:
– Ты должен вернуться.
– Вовсе нет, – говорит Дух. – Я поступаю так, как мне нравится. У вас нет власти надо мной.
– Ну и черт с ним, – говорит Тело.
Разум настаивает:
– Но Дух обязан вернуться вместе с нами.
– Нет. Он нам не нужен.
Разум обдумывает положение.
– Возможно, Дух привел стоящий довод. Возможно, и мне бы назад не надо…
Тело приходит в панический ужас.
– Не надо! Ну пожалуйста…
– Ну, а собственно, толку не будет и если мы не вернемся. В любом случае, наши действия на их игру не повлияют. От потери одного человека их игра никак не изменится. На самом-то деле, смахивает на то, что цель этой игры – как раз в том, чтобы людей терять. Нужно поступать практично. Пойдем-ка, Тело, назад.
Дух говорит:
– Скажите ему, что я без вести пропал.
Во сне ты просишь прийти капеллана Чарли. Ты познакомился с этим флотским капелланом, когда брал интервью для статьи. Капитан Чарли был фокусник-любитель. Своими фокусами капитан Чарли развлекал морпехов в палатах и затягивал духовные жгуты тем, кто был еще жив, но безоружен. Обращаясь к грубым детям-безбожникам, капеллан Чарли рассказывал о том, сколь милостив Господь, несмотря на его видимые проявления; о том, что десять заповедей написаны так кратко и лишены подробностей, потому что когда пишешь на каменных скрижалях, высекая буквы ударами молний, приходится быть кратким; о том, как Свободный мир обязательно победит коммунизм с помощью Господа Бога и пары-тройки морпехов, и о беспутности людей. Но однажды вьетнамское дитя подложило мину-ловушку в черный волшебный мешок капеллана Чарли. Капеллан Чарли засунул туда руку и вытащил яркий смертоносный шар…
– Поднимайся, кожаный загривок, выдвигаемся.
– Что за…? – я узнаю комнаты, в которых нахожусь. Я помню эту комнату по прошлой поездке в Хюэ. Я во Дворце совершенной гармонии в Запретном городе.
Ковбой шлепает меня по руке. "Хорош, Джокер, хватит притворяться. Мы знаем, что ты не убит".
Я поднимаюсь, сажусь. Я на брезентовых носилках из вертолетного комплекта.
– Именно так. Опа! Номер один! Первое "сердце"!
Стропила спрашивает: "Пурпурное сердце?"
Ковбой смеется: "С этим жопа, крыса ты штабная. Не будет тебе "cердца"".
Я охлопываю себя руками. "Не гони. Куда меня?"
Стропила говорит:
– Ты несколько часов в отключке был. Док Джей
– Ну, – говорю, – по-служачьи вышло.
Скотомудила фыркает и сплевывает. Скотомудила вообще часто плюется, потому что думает, что так он выглядит круче. "Служак никогда не херят. Разве что тех, кого я сам подорву".
Донлон делает шаг по направлению к Скотомудиле. Донлон свирепо смотрит на Скотомудилу. Донлон открывает рот, но передумывает.
Стропила говорит: "Док Джей тебе морфия вколол. А ты его вырубить хотел".
– Именно так, – говорю я. – Крут я, даже когда без сознания. Но вот морфий этот – дурь классная.
Ковбой поправляет на переносице дымчатые очки, какие выдают в морской пехоте. "Я б и сам сейчас врезал. Жаль, времени нет, чтобы травки покурить".
Я говорю: "Э, братан, на тебя-то кто наехал?"
Ковбой качает головой. "Мистер Недолет теперь в категории "убит", – Ковбой вытягивает из заднего кармана красную бандану и вытирает чумазое лицо. – Взводного радиста ранило. Забыл, как звали, такой деревенский парень из Алабамы. Снайпер ему колено прострелил. Шкипер пошел его вытаскивать. Гранатой накрыло. Граната их обоих накрыла. По крайней мере…
– Ковбой оборачивается и глядит на Скотомудилу. – По крайней мере, Мудила так говорит, а он в голове шел".
Трясу головой, проясняя мозги, и собираю свое снаряжение. "Где моя Маттел?"
Ковбой протягивает мне "масленку". "Похерило твою Маттел. На вот это". Он дает мне брезентовый мешок с полудюжиной магазинов для "масленки", пистолета-пулемета М3А1.
Рассматриваю "масленку". "Что за древний экспонат!".
Ковбой пожимает плечами. "Я ее у похеренного танкиста засувенирил. – Ковбой скребет ногтями лицо. – Новый К-бар надыбал. И пистолет Мистера Недолета засувенирил".
– А где Эрл?
Ковбой выводит меня наружу к длинному ряду похоронных мешков и пончо, набитых тем, что осталось от людей.
Мы стоим над Эрлом, Ковбой рассказывает: "Эрл решил в Джона Уэйна поиграть. Озверел таки окончательно. Начал пульками по гуковскому пулемету палить. Пульки от гуковских пулеметчиков только и отскакивали. Жаль, ты не видел. Эрл заливался смехом, как дитя малое. А потом этот косоглазый пулемет его и грохнул".
Я киваю. "Кто-нибудь еще?"
Ковбой проверяет винтовку, двигает затвором, проверяя плавность хода. "С.А.М. Камень. Снайпер. Голову напрочь разнес. Я тебе потом еще расскажу. Сейчас-то за дело пора. Того снайпера найти надо. Я этого сучонка гуковского персонально похерю. С.А.М. Камень – первый, кого похерили после того, как я принял отделение. Я за него отвечал".
Алиса подбегает к нам. "Тот снайпер там еще. Его не видно, но он там засел".
Ковбой ничего не говорит, он глядит на длинный ряд похоронных мешков. Делает несколько шагов. Я ступаю рядом с ним.
Мистер Недолет больше не похож на офицера. Он лежит голый, лицом вниз на окровавленном пончо. Кожа у него стала желтой, в глазницах – сухие глаза. Мертвый, Мистер Недолет – не более чем набитый мясом мешок с дыркой.
Ковбой глядит на Мистера Недолета. Снимает свой заляпанный "стетсон".