Шрифт:
I – Начало творения
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
Оно звучало везде и нигде.
Одно его величие сформировало грешную твердь и величественный свод небес.
Из Слова родилась тьма.
Из Слова появился свет.
Бог отделил их друг от друга, чтобы отличить добро от зла.
И узрел, что это хорошо.
И был вечер, и было утро: день первый».
Вечером
01.09.84
Из телеграммы капитана рыцарей Германа Шейма:
«Великий магистр Опий1, рад сообщить вам, что мы наконец победили!
Учитывая, что раньше мы с вами уже поднимали этот вопрос, очевидно, что стоит следовать заранее намеченному плану и организовать на большей части территорий марионеточное государство. Я уже сформировал кабинет из доверенных и авторитетных военных чинов, чего будет вполне достаточно для функционирования новообразованного протектората, по крайней мере первое время.
Однако всё ещё стоит вопрос о том, кто будет лицом собранного мной совета. Очевидно, что этот вопрос должен решаться исключительно вами…»
…
Город, зажатый между заливом и озером у самого подножья Каскадных гор, выглядел совсем не так, как тот Староград3, в котором я был рождён и провёл всё своё детство. И дело не в том, что теперь вместо блестящих небоскрёбов и широких проспектов здесь были лишь руины и военные укрепления. Это скорее вопрос моего собственного мироощущения.
Ведь когда-то по этим улочкам гулял мальчишка, что был немногим значительнее какой-нибудь букашки. Про него действительно особенно-то и нечего было сказать. Во всём, чем бы этот паренёк ни занимался, он был абсолютной посредственностью.
Ничего ему не давалось: ни игра на пианино, ни точные науки, ни любое другое дело, которое выбирали за него его приёмные родители. Даже в Староградскую Государственную Академию Информации4 этот юноша поступил лишь по уговорам отца, который сам всегда мечтал писать статьи для газеты, а теперь просто реализовал через сына собственные амбиции. Что же, мальчик не разочаровал родителя и, окончив СГАИ с отличием, устроился мелким клерком в пропагандистскую типографию в соседней стране. Конечно, мальчик был бы обречён так и оставаться никем до конца жизни, коротая свои дни за бесконечными отчётами, протоколами, накладными и актами.
Но однажды, словно бы в сказке, ему улыбнулась удача: его заметили благородные представители Ордена5. И он сам стал одним из них. Это было практически чудо, ибо тот парень абсолютно не подходил на роль рыцаря6, да ещё и был уроженцем государства, ставшего враждебным. Но им, конечно, это не помешало принять его в свои ряды и сделать главным человеком в Комитете Информации и Пропаганды7. Когда началась война, деньги потекли в министерство ручьём, в который мальчишка нырнул с головой, быстро разбогатев. Когда же она закончилась, ему предложили ещё одну должность, на сей раз столь высокую, что надо быть совсем дураком, чтобы от неё отказаться. А затем… история этого юнца обрывается и начинается моя.
Да, мне действительно кажется, что до сего момента я был совершенно другим человеком: столь чуждым, столь убогим, столь незначительным, что становилось тошно. А тот мужчина, что сейчас возвращается в свою страну практически королём, абсолютно другой. Он именно тот, кем прошлый я всегда мечтал стать, и тот, кем настоящий всё-таки стал. Наконец, все будут уважать и восхвалять мою персону, а может, даже, чего греха таить, боготворить.
«Главный» – как это звучит! Мощно, лаконично, бескомпромиссно и авторитетно. Возможно, я всё ещё радуюсь, словно ребёнок, но разве можно вести себя иначе, когда исполняется твоя заветная мечта? Уж теперь-то я построю своё собственное государство, которое затмит все, что были до него, и будет примером всем, что будут после.
И я точно знаю, что нужно сделать, чтобы все наконец зажили счастливо. Рония будет настоящим раем, где каждый великий ум сможет найти своё пристанище и обрести достаточную свободу, чтобы творить на благо каждого ронийца. Я даже уже успел пригласить одного человека, который поможет реализовать мой план, но он прибудет лишь завтра, а до того у меня ещё очень много других дел.
Сегодня мне предстоит знакомство с моими подопечными, а также принятие первых серьёзных решений для восстановления раскатанной танками Карнима в труху страны. Ну а пока я просто наблюдаю за подозрительно тихим мегаполисом из иллюминатора вертолёта.
Близилась зима, и обыденно утопающий в зелени город стремительно терял яркие краски, из-за чего казался чуть ли не апокалиптичным, на фоне общей разрухи и запустения. Тем не менее, я знал, что там, внизу, теплится жизнь. И от этого знания меня переполняло необычайное чувство гордости за самого себя и за всех тех, абсолютно чуждых, людей внизу, ведь скоро мы зашагаем все вместе, рука об руку, прямиком в светлое будущее.
Посадка на крыше одного из уцелевших небоскрёбов – и вот уже, спустя столько лет, я вновь дышу воздухом своей Отчизны. Правда, теперь в нём чувствуется гарь и сырость, но мысли об этом быстро уходят, когда при виде меня солдаты отдают честь, обращаясь ко мне никак иначе, кроме как: «Пан комендант8!». От этого мне хочется прыгать от радости и бесноваться, словно малышу, которому подарили желанную игрушку. Но я, как настоящий лидер, сохраняю строгость лица и уверенно произношу: «Вольно!». Думаю, что со стороны я выгляжу очень представительно и сурово.
Невероятное ощущение. Мерно шуршащий лифт, коридоры, покрытые красными коврами, и высокие потолки вторили нараставшему чувству собственного достоинства, что должно было вот-вот достигнуть пика, когда я, наконец, войду в просторную залу, где собрались ожидавшие меня советники.
Но везение в один момент заканчивается: обычно в тот самый момент, когда ты летишь на кончике гребня подхватившей тебя волны удачи. Жаль, тогда я ещё не знал, что моё падение начнётся ровно в тот момент, когда я предстану перед вояками, которыми должен был командовать. Знай я это, выхватил бы пистолет у ближайшего солдата и пустил бы себе пулю в голову. Всё лучше, чем быть затянутым в этот адский водоворот, из которого уже не будет столь прозаичного выхода.
Но каждой истории своё время. Сейчас же я стою прямо перед длинным стальным столом и ловлю на себе удивлённые взгляды всех присутствовавших, словно бы оказался нагишом прямо посреди деревенской ярмарки, ей-богу. И, как и в ситуации с ярмаркой, неизвестно, кто был смущён больше – я или все те двенадцать, покрытых шрамами и грязью, солдафонов, некоторые из которых явно были раза в два старше, чем я. Ибо как они не походили на милых секретарш и нервных кабинетных работников, с которыми мне приходилось работать ранее, так и я совсем не был похож на прошедшего хотя бы один бой солдата, которого они, верно, ждали увидеть.