Старомодная война
Шрифт:
Деревня давно ждала возвращения Мастеров синанджу, а теперь, когда прекрасная Пу Кайянг выходила замуж за белого Мастера, каждый мог быть уверен, что жизнь продолжается. А без этой уверенности деревня не могла спокойно жить и трудиться.
Мастера доставляли пропитание для деревни уже несколько тысяч лет, и сейчас необходима была уверенность, что так будет продолжаться ещё тысячи лёг. Белую кровь можно вывести за одно или два поколения. Но дело было даже не в этом.
Корея жила под управлением монголов, потом китайцев, потом японцев. Очень редко она получала самостоятельность.
Пу Кайянг приветствовала всех, кого встречала па ж улицах, и приглашала в свой дом. Те, кто не мог поместиться в доме, стояли снаружи.
Ремо был одет в белый западный костюм, рубашку и галстук, украшенный белой вышивкой. Чиун — в традиционное белое кимоно с чёрным поясом.
Он принимал от родителей традиционные заверения, что они отдают свою дочь Ремо девственницей.
— Конечно же, она девственница, — взорвался Ремо. — Кто же лишит её невинности по собственной воле?
— Помни, что ты говоришь о женщине, которая скоро станет твоей женой и матерью твоих детей, — сказал Чиун.
— Не напоминай мне об этом, — огрызнулся Ремо.
В этот момент вошла Пу, и под ней заскрипел пол. Мать улыбнулась Ремо. Чиун улыбнулся всем троим.
В этот момент в доме появился священник. Его запястья тоже были обмотаны белой тканью.
Пу отличалась послушанием и хорошим характером, и это было почти всё, что она приносила в приданое. Ремо наконец сказал:
— Я готов.
Так как Ремо был родом с Запада, они все решили, что Ромо должен последовать западным обычаям и поцеловать невесту. Пу подняла своё похожее на полную луну лицо и закрыла глаза. Ремо прикоснулся губами к её щеке.
— Но это не западный поцелуй, — сказала она.
— Откуда ты знаешь? Ты же никогда не уезжала из Синанджу? — спросил Ремо.
— Я покажу тебе западный поцелуй, — сказала Пу, обняла Ремо за шею, приблизив к нему своё лицо.
Ощущение было такое, как будто к дёснам Ремо приклеился гигантский моллюск. Он с трудом освободился, и его уважение к свадебным традициям сменилось злостью.
— Где ты научилась этому? — спросил Ремо.
— Я много читала, — ответила Пу.
— В этом вопросе необходимо практиковаться. Я должен работать. Свадьба закончена?
— Но есть ещё одно дело, о котором ты забыл, Ремо. Ещё один свадебный обряд, на который я имею право, — сказала Пу.
— Ты имеешь в вид какое-то предсвадебное соглашение? — спросил Ремо.
— Я говорю о том, что ты прекрасно знаешь, — сказала она. — Это вещь, о которой обычно не упоминают.
— По-моему, говорить можно обо всём, — сказал Ремо. — Что касается сотни кусков шёлка, то они будут доставлены через пару дней.
— Она права, Ремо. У тебя есть обязательства перед ней, — подтвердил Чиун.
— Ты вмешиваешься в мой брак, — сказал Ремо.
— Как ты можешь думать, что я способен на это? — ответил Чиун. Он был озадачен. Он знал Ремо более двадцати лет. Поэтому то, что сказал Ремо, было глупостью. Кто же ещё, кроме него, мог вмешиваться в этот брак, если именно он приложил столько усилий, чтобы сын пошёл по правильному пути. И Ремо должен понять это.
— Если тебе не нравится моё вмешательство, ты должен полностью исполнить свои супружеские обязанности. Я выполнил свой долг перед синанджу. Теперь ты вернулся, Ромо, — сказал Чиун и повернулся к гостям, терпеливо говоря:
— Он знал только белых женщин, и обычно это были наихудшие представительницы женского рода. Они повлияли на его рассудок. Но я уверен, что сейчас, когда он встретил нашу драгоценную Пу, он вернётся на естественный и правильный путь.
— Может быть, он полагает сделать это в брачную ночь? — спросила Пу.
— Об этом не говорилось в контракте.
— Каждый брачный договор включает это, — сказала Пу.
Среди гостей послышался ропот. Но этот ропот был заглушён звуком шагов Пу. У неё была привычка топать ногами, когда она начинала сердиться.
— Я всегда стремился к этому браку, — сказал Чиун, — и не могу теперь пожаловаться на судьбу.
— Мастер никогда не жалуется, — подхватил пекарь, отец Пу. Кроме того, всем было известно, что Чиун никогда не жаловался.
— Кто-то может сказать, что у меня есть причины для жалоб, но я утверждаю, что это не так. Да и, кроме того, что хорошего может быть в жалобах? — спросил он у присутствующих.
Все согласились с этим, кроме Ремо.
— Ты очень любишь жаловаться, Маленький Отец. Твой день без жалоб превратится в ад, — сказал Ремо.
Все присутствующие, и в первую очередь Пу, решили, что Ремо неблагодарный сын.
— Вы можете верить мне или не верить, — продолжал Ремо, — но он очень любит жаловаться и прекрасно знает это. А в день, когда я стану единственным Мастером синанджу, вы придёте ко мне и скажете, что я был прав.
Чиун открыл рот от изумления и схватился за сердце. Какая неблагодарность! Какое злорадство! Но что действительно поразило Чиуна, как ничто и никогда не поражало, так это то, что Ремо объявил, что приехал в Синанджу работать.
Недовольный ропот стих. Пу начала плакать, а Ремо быстро вышел из дома пекаря на грязную улицу и направился в сторону холмов к великому Дому синанджу.
Там было пусто. Ремо помнил его битком набитым, с сокровищами, размещёнными по всем углам, связками жемчуга, прекрасными статуями и золотом в монетах различных стран и в тяжёлых безликих слитках. Он поразился, когда впервые увидел всё это, и был похож на рыбу, вытащенную из воды. Какими совершенными были статуи, собранные здесь! Они имели огромную историческую и художественную ценность и стояли здесь без движения, недоступные для глаз большинства людей. Ремо почувствовал, что его долгом было вернуть сокровища на их привычное место, и в то же время он знал, что не сможет этого сделать. Но он помнил, что Чиун и другие Мастера развили его природный дар и довели его до совершенства. Это было наследие синанджу. И это было действительно сокровище. Он знал об этом, и об этом знало его тело.