Старшая сестра
Шрифт:
– А это кто здесь спрятался?
И Зина с Фатьмой с визгом и смехом вылезали из-под стола.
Эта комната была для Зины как свой дом. На узенькой тахте у печки они грелись, придя с мороза; в углу за тахтой жили их куклы… На облупившемся подоконнике широкого окна, где всегда было зелено от цветов, они с Фатьмой, выполняя школьное задание, проращивали фасоль и горох…
Особенно хорошо было в этой комнате сейчас. Солнце только что село, отсвет вечернего неба наполнял комнату. Слабое сияние его лежало на жёлтой клеёнке, на белых кафелях
А может быть, оттого Зине казалась эта комната такой нарядной и радостной, что ей было здесь очень уютно и спокойно. Здесь они могли с Фатьмой сколько угодно болтать и смеяться, и никто не вмешивался в их разговоры, никто не останавливал их. Дарима вечно что-нибудь делала во дворе. А когда она была дома, то это ещё лучше. Дарима сама любила и болтать и смеяться с девочками, любила выспрашивать все школьные новости: и кто как отвечал сегодня, и какую отметку получили, и что было на пионерском сборе, и когда будет какой-нибудь школьный вечер – пусть ей заранее скажут, она тоже обязательно придёт на этот вечер!
Сейчас, в этот закатный час, девочки сидели одни. Зина рисовала, расположившись посередине стола, а Фатьма, забравшись на стул с ногами и навалившись на стол, смотрела.
На подоконнике, тесно уставленном цветами, стоял на высокой подставочке красный амариллис – гордость и радость Даримы. Эту луковицу она добыла у кого-то из жильцов, заботливо выхаживала её, давала отдыхать в зимние месяцы и не забывала поливать в жару. Луковица выросла и расцвела. За окном лежал сугроб. Серебряный морозный узор, тронутый розовыми искорками, светился по краям стёкол. А красные лепестки амариллиса пламенели под лучами заката. Зина рисовала этот цветок, старательно подбирая и смешивая краски. Ей так хотелось передать красное сияние этих лепестков, их атласную свежесть и эти узенькие чёрные тычинки, доверчиво и мило глядящие из раскрытых чашечек…
– Получается… – шёпотом, словно боясь спугнуть то, что возникало под рукой Зины, сказала Фатьма. – Ой, Зиночка, получается…
Зина, не отвечая, вся охваченная неспокойной радостью творчества, ловила кисточкой отсвет солнца на лепестках, ловила и торопилась, потому что солнце это становилось всё бледнее и бледнее…
Дарима с Фатьмой жили в маленьком домике – в дворницкой, – который стоял, прижавшись к высокой кирпичной стене соседнего дома. У них были свои сени, своё крыльцо, свой палисадник под окнами. Заснеженные кусты сирени и высокие тополя дремали у самых окон, погружённые в неподвижность зимнего покоя.
Кто-то вдруг пробежал мимо этих окон. Хлопнул дверью, загремел оставленной в сенях лопатой. Фатьма проворно соскочила со стула и выбежала в кухню: кто там явился?
Явился Антон, подрумяненный морозом и с застывшими слезами на глазах.
– Зина у вас?
– У нас, Антон! – Фатьма тотчас принялась раздевать парнишку. – Иди скорей приложи руки к печке, у нас печка тёплая!
– Ты
– Да-а… – проворчал Антон и шмыгнул носом, собираясь заплакать, – а если она цветок не отдаёт!
– Цветок?
– Ну, мой цветок! Я его в школу обещал… Мне ещё мама дала. А она не отдаёт!
Закатное небо погасло. Тёплые отсветы в комнате исчезли, красный цветок потускнел. Зина положила кисточку.
– А нельзя – если в школу не нести? – осторожно спросила Фатьма.
– Нельзя, – ответила Зина, – он обещал.
– Я обещал, когда будет расцветать… – Антон захлюпал. – А вот он уже и расцветает. И мама говорила… А она теперь не отдаёт!
– Это кто такой здесь сырость разводит? – послышался весёлый голос Даримы.
Она вошла, свежая и румяная, стряхнула иней с платка, зачесала гребёнкой чёрные вьющиеся волосы.
– Это ты, Антон, сырость разводишь? Что с тобой случилось? Ах ты, снегирь краснощёкий!
Не успели девочки объяснить, что случилось, как в дверь раздался негромкий стук. Фатьма побежала открывать.
– Ой! – В голосе Фатьмы прозвучало удивление. – Это ты?
– Кто такой? – спросила Дарима.
В комнату вошла Тамара Белокурова. Зина и Фатьма переглянулись.
– Девочки, я к вам, – стараясь держаться как можно свободнее, сказала Тамара. – Что вы делаете?
– Когда приходят в дом, то с хозяевами здороваются, – вдруг сказала Дарима. На её круглом лице появилось надменное выражение.
Фатьма, зная её горячий, обидчивый нрав, испугалась:
– Мама, ну что ты!..
Но Дарима будто не слышала.
– А если инженеровы дочки не хотят здороваться с дворниками, – продолжала она, – то пусть они к ним не ходят.
Тамара смутилась. Одно мгновение она колебалась – может, ответить дерзостью и уйти? Резкие слова так и просились на язык.
Но тут живо вмешалась Фатьма:
– Мама, что ты! Она не успела ещё поздороваться. А ты скорей кричать!
– Я не успела, – сказала Тамара, переломив себя, – только хотела…
Дарима что-то проворчала в ответ и вышла в кухню.
– Тамара, иди садись к печке! – начала суетиться Фатьма, незаметно поглядывая на Зину.
Зина молчала. Тамара почувствовала, что она прервала какой-то разговор, подметила слёзы на глазах Антона. И, поглядев на Фатьму и Зину, сказала:
– А что это у вас случилось? Мальчик плакал, что ли?
– Так, случилось… – уклончиво ответила Зина.
Но Фатьма не стала скрывать:
– Антону надо цветок в школу отнести. А…
Толчок под столом прервал её, она взглянула на Зину и всё поняла.
– …цветок сломался!
Зина улыбнулась – хорошая подруга Фатьма! Разве Зине хочется, чтобы все люди знали, что они не ладят со своей бабушкой!
– Вот так беда! – засмеялась Тамара. – Да если хотите, я вам розочку принесу! У нас есть розочка, летом цвести будет. Хочешь розочку, Антон?