Старший брат моего жениха
Шрифт:
Набираю номер администратора и сообщаю, что сам открою магазин, а тот лишь нервно икает в ответ. Наверное, не ожидал в семь утра услышать голос самого главного своего начальника. Мне не очень нравится его заторможенность — словно есть что скрывать или просто волноваться. Смутное подозрение копошится за грудиной, и я цепляюсь за него, как за безопасный островок посреди океана. В этих мыслях нет Киры, и это радует.
Даю себе мысленную зарубку проверить документы немного тщательнее, чем собирался изначально. Я не люблю, когда
К зданию “Покрышкино” притулился сетевой супермаркет, где я покупаю большую бутылку минералки и какой-то салат в пластиковом контейнере. Сегодня я планирую поработать до седьмого пота, чтобы всякая дурь из головы вылетела. А вечером поеду к Артему — разговор с Виолеттой откладывать в долгий ящик точно не планирую.
И я действительно окунаюсь в работу с головой, закрываю магазин на инвентаризацию, считаю и высчитываю, сую везде нос, проверяю, заглядываю в каждый угол. Сотрудники носятся туда-сюда, прячутся от меня и от моего гнева в подсобке, шушукаются по углам, но я никому не даю продыха.
Уверен, что ночью в разных концах города начнется массовая лепка кукол Вуду и синхронное втыкание в важные органы иголок. Плевать, потому что работу нужно делать или хорошо, или искать себе другую.
Зато, мать его, за все это время я ни разу не подумал о Кире. Отличный результат.
К обеду Егор все-таки добирается до магазина, помятый и нахохлившийся. Еле сдерживаюсь, чтобы не наорать на него прямо в торговом зале, со старта. Вместо этого почти любезно приглашаю его в кабинет, и уже там даю волю эмоциям.
— Рус, пожалуйста, — жалобно морщится Егор и прикладывает ко лбу бутылку с минералкой.
Пока я выливал на него свое недовольство, он выхлебал уже половину, а мозги, похоже, так на место и не встали.
— Ты нажрался, как свинья, явился на работу к обеду, будто так и нужно, инвентаризация только началась, а я уже не досчитываюсь целой горы мелочей, — перечисляю все его косяки, хотя это едва ли половина. Просто до другого я еще не успел за несколько часов докопаться. — Твой администратор только и бегает курить, продавцы не могут отличить машинное масло от антифриза, а на складе полный бардак. Это пиздец, Егорка. Это полный пиздец и задница.
Брат сжимается под весом моих слов, и его худые плечи становятся будто бы еще уже. Красные воспаленные глаза смотрят удивленно: Егор словно не верит, что я ему все это предъявляю.
— Егор Артурович, если ты думаешь, что я по-братски планирую на всю эту херню глаза закрыть, то ошибаешься. Здесь мы работу работаем, а не хороводы видим. Ясно?
Егор жадно пьет. То ли паузу тянет, то ли действительно жажда жить не дает.
— Я ничего такого не думаю, — говорит, понурив голову, и поднимается на ноги. Я занял его управленческое кресло, в котором с самого утра охуеваю от масштаба проблем, потому ему пришлось ютиться на непрезентабельном
— А если бы я не приехал? Как долго бы это все длилось? — обвожу кабинет рукой, а на столе горкой высятся инвентаризационные ведомости, в которых слишком много неприятного значится. — Ты башкой своей думать когда планируешь начинать?
Егор молчит, лишь меряет шагами помещение своего кабинета. Он знает, что любого другого я бы уволил в два счета — он вообще очень хорошо меня знает. Но еще он в курсе, что к нему у меня особое отношение. И это бесит, потому что понимаю: я слишком сильно его разбаловал.
— Месяц. Я даю тебе месяц, — заключаю, а брат оживляется. — Ты разгребаешь все это дерьмо. Как управляющий, как ответственный человек. Взрослый.
Почему-то уверен: Егор начнет спорить. Начнет заливать о свадьбе, путешествии и прочем. Он же хотел везти Киру на Мальдивы, да? Но нет, он охотно кивает, готовый ринуться в бой хоть сейчас.
— Если через месяц все будет так или, не дай бог, хуже, уволю. Больше предупреждать не буду.
— Я все исправлю! — Егор стремительно трезвеет и делает шаг к двери, но я останавливаю его.
— Еще кое-что.
Он напрягается, встряхивает головой, а на шее напрягаются жилы. Нервничает?
— Я не буду спрашивать, по какому поводу ты вчера насвинячился. Но расскажи мне, придурок, какого хера на твоей шее была красная помада?
Егор сглатывает и снова пьет воду. А я в шаге от того, чтобы двинуть его этой самой бутылкой по зубам.
— Это вышло случайно, — оправдывается, только я знаю его, как облупленного. — Я ничего такого не планировал.
Как-то слишком стремительно он бледнеет, и губа нижняя дрожит. Не к добру это.
— Врешь же, — щурюсь, а Егор втягивает голову в плечи.
— Кира знает? Помаду видела? — спрашивает тихо-тихо, а я отрицательно качаю головой.
Выдыхает с облегчением, но особенной радости на лице нет. Его что-то беспокоит, и из-за этого гнев во мне оседает мутной пеной.
— Ты же знаешь, что можешь мне доверять, — говорю, поднимаясь на ноги, и подхожу к растерянному брату. — Что-то случилось?
— Нет, ничего, — отмахивается и идет к двери. — Все нормально. А помада? Это случайно.
Я отлично вижу, что он закрылся. Захлопнулся, как раковина, пряча внутри правду. И мне это не нравится — ведь тоже слишком хорошо знаю повадки и реакции младшего.
— Рус, не говори только Кире. Пожалуйста. Я все исправлю, обещаю. Просто не говори.
— Я не понимаю, что ты мутишь, брат, но не делай девочку крайней. Не ври ей, не пачкайся в лживом дерьме.
— Все будет хорошо. — Егор слабо улыбается и выходит из кабинета рулить процессом.
А я… ныряю снова в пачку документов, просматриваю накладные, сверяю данные, периодически доводя до нервного срыва кладовщика.