Старший оборотень по особо важным делам
Шрифт:
Лукошкин подъехал вплотную ко входу, остановил «Шкоду» носом к стене.
– Развернись, – приказал Лысый. – Чтобы потом быстрее слинять.
У Дяди Васи и Лысого были пистолеты с глушителями, у Петрухи – обычный «макаров».
Первым по лестнице шел Дядя Вася. Внимательно осмотрев дверь сорок первой квартиры, он прижался ухом к замочной скважине, послушал несколько секунд и, видимо, уловив в квартире какое-то шевеление, кивнул Лысому, после чего поднялся на несколько ступенек выше.
Лысый
– Звони.
Прежде, чем подойти к двери, Скрябин посмотрел через плечо. Последним шел Петруха, перед ним – адвокат. У Лукошкина тряслись губы. Он понимал, что если не прямо сейчас, то чуть позже его тоже убьют.
Скрябин позвонил. Длинный звонок, короткий, короткий, короткий...
– Рома, это я, Стас. Открой!
И началось...
Дверь сорок первой никто не открыл, зато распахнулись двери всех остальных квартир на площадке. В каждой было по несколько оперативников и спецназовцев, так что на попавших в окружение оказалось нацелено сразу полтора десятка стволов.
– Бросай оружие! – рявкнул Арнаутов, во весь рост стоявший в одном из дверных проемов.
Стас бросился в сторону, но Лысый обхватил его за шею и плечо, прижал к себе, приставил ствол к голове:
– Я убью его! Назад!
С неожиданным проворством Дядя Вася спрыгнул вниз, к двери сорок первой квартиры, и прикрылся Лукошкиным.
– Не стреляйте! – заверещал адвокат. – Не стреляйте, не надо!
– На пол, суки! На пол! – крикнул кто-то из собровцев.
Только Петруха растерянно замер, опустив пистолет и переводя взгляд с Арнаутова на почти не видимого за Лукошкиным Дядю Васю.
– Брось пушку, ну! – скомандовал Арнаутов, и Петруха выпустил «макарова» из руки.
– Мудак! – выдохнул Дядя Вася и, выстрелив из-под руки адвоката, ранил одного из спецназовцев.
По нему дали автоматную очередь. Он пригнулся и, прикрываясь Лукошкиным, сделал еще несколько выстрелов.
Лукошкин заорал – и навсегда замолчал, когда в него попало сразу несколько пуль.
Прикрываясь его мертвым телом и отстреливаясь, Дядя Вася начал отступать наверх, к чердаку.
Под прикрытием Стаса Лысый попятился к лестнице. Их движение отслеживали несколько автоматных и пистолетных стволов, и будь хоть малая возможность, и Лысого завалили бы, но он умело держался позади Стаса.
Петруха сел на корточки и обхватил голову руками.
– На пол! – кричали ему. – На пол ложись, сука!
Но он продолжал сидеть, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Может быть, он молился или рыдал, но из-за грохота выстрелов этого не было слышно.
И вдруг вскочил и метнулся в одну из квартир, как будто хотел головой и руками пробить заслон из спецназовцев. На секунду отвлекшись от прицеливания в Лысого, один из них ударом приклада успокоил Петруху, отправив его лежать к стене лестничной клетки.
Мертвое тело Лукошкина дергалось от попадающих в него пуль, но продолжало защищать Дядю Васю. Оказавшись у чердачной двери, он бросил Лукошкина и нырнул в темный проем. Ударили автоматные очереди, однако он был уже вне пределов досягаемости.
Лысый продолжал пятиться, держа перед собой Стаса. Чтобы нащупать у себя за спиной первую лестничную ступеньку, он замер в неустойчивом положении.
Стас просто качнулся назад – и они вместе упали.
Они скатились вниз на полэтажа. Пистолет отлетел в сторону. Стас вывернулся, оказался сверху противника.
Кто-то дважды выстрелил в них.
– Не стрелять! – заорал Арнаутов, бросаясь на подмогу Стасу. – Это наш!
Арнаутову надо было пробежать не больше десяти метров, но он не успел.
Не успел спасти Лысого.
Оказавшись сверху, Стас ударил его пальцами в глаза, а потом просто крепко сжал его голову и принялся исступленно колотить затылком об пол, не чувствуя ответных ударов и рыча:
– Не трогай мать, падла, не трогай мать! Это я тебе кишки вырву, тебе, тебе!
Звуки от ударов черепа по бетону становились все мягче и глуше.
Лысый был уже мертв, но Стас продолжал бить и бить, не замечая ни смерти противника, ни того, что сам весь перепачкался его кровью. Арнаутов отшвырнул Стаса в сторону.
– Пусти! – орал Стас, вырываясь из рук подоспевших спецназовцев, а они, с трудом удерживая его, успокаивали:
– Все, братишка, все, все...
Увидев вместо затылка Лысого кровавое месиво, Арнаутов коротко выругался. Потом схватил с лестницы выроненный им при падении пистолет с глушаком, и вложил в руку трупа. Сжал пальцы на рукоятке, поправил положение руки так, чтобы вид казался естественным, а пальцы не разжимались, и побежал на чердак, по дороге успев и злобно глянуть на притихшего Стаса, и оттолкнуть двух оперов, пинавших оглушенного Петруху.
Когда Арнаутов выбрался через слуховое окно, Дядя Вася стоял на краю крыши и, прищурясь, из-под козырька своей вечной кожаной кепки смотрел на окруживших его оперов и спецназовцев. Патроны в двух пистолетах – и своем, и Стаса – закончились, и у него оставалось только два выхода.
– Не валяй дурака, Васильев. Проиграл – плати, – крикнул ему Арнаутов.
Дядя Вася покачал головой:
– Стар я на зону идти!
– Щас подойду – помолодеешь.
– Подойди! Ну, подойди! А то мне одному скучно будет лететь!
– В сына моего ты стрелял? И в ребят из отдела?
– А что делать, Иваныч? Жизнь такая пошла! Либо ты, либо тебя!
– Гнида ты!
– А ты ангел? Тогда догоняй!
Дядя Вася развернулся, и, как со скалы в воду, – головой вниз и с вытянутыми руками – прыгнул с крыши во двор.
Вслед за ним полетели плевок Арнаутова и короткая русская фраза.
27
Несмотря на то, что в ней принимало участие множество специалистов – медиков, криминалистов, следователей, – работа на месте происшествия затянулась.