Шрифт:
На кладбище он пришел к дедушке – бывшему солдату, который ненавидел войну, и от чьей улыбки внутри становилось тепло, будто от пыльных солнечных лучей. С его смерти успело пройти шесть лет, а Марк так и не ощутил в груди похожего тепла. С собой он позвал Надю – подругу детства. Ей нравились кладбища, а Марку нравилась она. Они расчистили аккуратную
– Как думаешь, они нас слышат? – неожиданно для самого себя спросил он у спутницы, когда истории закончились.
На самом деле он не верил в то, чем Надя занималась – гадания, магия и все такое. Но она никогда не кричала о своем «даре», как экстрасенсы из телепередач, говорила только когда спрашивали. Когда Марк спрашивал. И всякий раз, слушая ее, ему казалось, что, может быть, отчасти это все и правда.
– Если ты этого хочешь – услышат, – она кинула на него короткий, прохладный, как кусочек металла, приложенный к коже, взгляд.
Марк, как и всегда, поверил, что так оно и есть. И стало чуточку теплее, хотя день сегодня выдался прохладный. Они посидели еще немного. Затем Марк засобирался и вдруг вспомнил:
– Слушай, рядом тут ведь могила твоей бабушки. Зайдем?
«Ты, наверное, не бываешь тут одна», – не сказал он.
– Зачем? – она отвернулась. – Я не была здесь даже на ее похоронах.
А ведь точно. Марк уже и забыл тот день. На похороны пришел даже он сам и встретил тут еще человек тридцать. Все – друзья и хорошие знакомые Нины Игоревны. Родственница у нее была лишь одна – внучка Надя. Марк никогда не спрашивал, почему же она не пришла на похороны. И не собирался. Но разве правильно это, что внучка даже не хочет побывать на могиле бабушки? Надя продолжала смотреть в сторону, словно кусты стали ей интереснее Марка. Может, это все отрицание, попытка скрыть боль от потери?
– Ну… – он понял, что обязан убедить ее. – Просто она…
Он собирался сказать, что сам неплохо с ней общался. Каждый раз, когда она вызывала врача, так случалось, что приезжал именно Марк. Перед смертью Нина Игоревна болела обыкновенными болезнями пожилых людей, но болела странно. Ее неизменно высокое давление и сахар никак не мешали ей бодро гулять по улицам и, Марк подозревал, не пить таблетки. Причем всякий раз ей удавалось убедить его, что лекарства она принимает, хотя он не видел в ее доме ни одной упаковки или блистера.
– А ладно, – Надя опередила его, повернулась и улыбнулась, благосклонно взмахивая рукой, что означало, что Марк может взяться за ручки ее инвалидной коляски. – Пойдем. Раз уж пришли. Мне все равно нравится гулять по кладбищам. И я даже не видела, какой памятник ей заказали.
– Не видела? – он аккуратно вывез коляску с неровной тропки на асфальтированную дорогу.
– Я отдала деньги ее подругам, все устраивали они.
– А если бы они их украли? – Марк попробовал вообразить, как отдает деньги на похороны дедушки его друзьям, которых никогда не видел.
Не смог.
Надя пожала плечами.
– Ну, так пусть тогда бы ее тело забрали врачи-практиканты. Мне все равно.
– Ты так не любила ее?
– День ее смерти был для меня как праздник, – слова резанули скальпелем.
До самой могилы они молчали.
– Ничего себе! – не сдержал возгласа Марк, когда они добрались. – Это ее подруги высадили?
Надя не ответила. С могилы глядели любопытными желтыми глазами белые с лиловой кромкой, похожей на пятна пролитой туши, цветы. Такие рисуют на чайных сервизах, но таких Марк не видел ни на одной клумбе в городе.
Конец ознакомительного фрагмента.