Старые дневники и пожелтевшие фотографии
Шрифт:
Багажные полки были пустые. На них никто ничего не ставил, так как полки сообщались. Можно свободно переползать из одного отсека в другой. Пацаны мигом влезли, подложили под головы пальтишки, растянулись на пыльных полках. Заснули быстро, спали долго. Очнулись от страшной духоты. В вагоне, как говорят, яблоку некуда упасть. Люди плотно сидели на скамейках, на чемоданах, на мешках. Вылезать из своего убежища ребята побоялись. Со лба, с носа, со щёк стекал пот. Мальчики рукавами рубах вытирали лицо, размазывая
— Ну и чума-рожа ты! — рассмеялся Стёпка, глядя на Кольку.
— А ты думаешь, что только из умывалки? — Колька вытащил из кармана осколок зеркальца, посмотрелся сам, дал приятелям.
— У! — только и сказал Афанасий.
— Ладно, — махнул рукой Колька. — К морю приедем, не такими ещё чёрными будем. Отмоемся. До юга знаешь ещё сколько?
Но тут поезд неожиданно остановился, в вагон вошли двое мужчин.
— Просим предъявить документы и пропуска.
— «Шуба», — сказал не раз бегавший из детдома Афанасий. — Это вам не проводничка!
Ребята шмыгнули под промасленный брезент, что лежал в соседнем отсеке. Под ним было ещё жарче.
— Ничего, привыкайте, — прошептал Афанасий. — На юге всегда так.
— А может быть, не стоит? — заскулил Стёпка. — У нас на Волге так хорошо.
— Цыц! Тихо, а не то... — Когда Афанасий высунул голову из-под брезента и глянул сверху на пассажиров, проверяющих уже не было.
— Москва! — перекрывая разговорный гул в вагоне, сказал чей-то громкий голос. — Столица-матушка, Москва!
— Наш вокзал называется Ленинградский, — прочитал Колька.
— А нам нужно на Курский! — буркнул Афанасий.
Подошли к дяденьке.
— Вы не знаете, как на Курский вокзал пройти?
— Не знаю, сам приезжий. А вы спросите у милиционера. Он точно знает.
— Подошли, спросили, — рассказывал потом Стёпка. — Милиционер посмотрел на нас, козырнул и ответил: — Прибыли, значит? Пойдёмте, провожу! Вам одним не добраться. И проводил! — смеялся Стёпка, — в детскую комнату милиции. О нас там уже всё знали, поджидали с поезда.
— Ты — Афанасий, тебе тринадцать лет, — сказал дяденька. — Ты — Николай, тебе двенадцать. А ты — Стёпка, тебе десять.
— А вы откуда знаете? — удивился Стёпка.
— Из вашего города звонили.
— Так быстро? — снова удивился Стёпка. — А мы долго ехали.
— Передали, что на юг отправились.
— А мы никому не говорили, что на юг!
— Теперь ребята бегут не на фронт, а на юг, — пояснил дяденька в синей милицейской форме. — Эх ты, Коля-Николай! Сиди дома, не гуляй!
Ребят на машине отвезли в детприёмник. В детприёмнике четыре этажа. На первом — потерявшиеся дети, в основном, малыши. На втором этаже — чуть постарше. На третьем — правонарушители, беглецы. На четвергом этаже — ребята из бандитских шаек. Детдомовские попали на третий.
На койках, покрытых серыми солдатскими одеялами, сидели и лежали чумазые, рваные и хорошо одетые ребята. Около стола «братва» резалась в карты. Когда за спиной троицы закрылась скрипучая дверь, длинный подросток подлетел к Афанасию и выдернул из рук мешочек с сухарями.
— Братва, жратва! Посылочка с воли! А вы, голопузые, не пикать!
«Братва» в один миг расхватала содержимое мешка и аппетитно захрустела сухариками. — Ништяк паёчек! Хозяйственный. Откудова такие заявились? Куда путь держите? Не желаете разговаривать? — Длинный швырнул в Афанасия пустым мешком. — Брезгуете? Ну-ну.
У Афанасия сжались кулаки. Стёпка тащил Кольку за штанину в угол. Колька же, вцепившись в Афанасия, не двигался. В это время дверь снова скрипнула, появились двое новеньких.
— Пончики! — подскочил к ним длинный. — Чего в кармашки мамка на дорожку положила? — О детдомовских забыли. Они не заставили себя долго упрашивать, забрались на второй ярус.
— Эх ты, Афоня! Жадничал, сухарика не дал. «До юга далеко!» — передразнил Афанасия Стёпка.
— Наши, наверное, спать собираются? Поужинали, — тихо сказал Колька. — Слышь, Афоня? Может быть, домой, а? Дома так хорошо.
— Хорошо, — буркнул Афанасий, — а на юге лучше.
— На юге, на юге! Видел я твой юг! Чем на Волге у нас не юг? Скоро в саду яблоки начнут падать. Белый налив уже ничего — съедобный.
— А наш бор? — мечтательно вздохнул Стёпка. — Сейчас бы чернички поесть.
— Землянички бы тоже не худо, — добавил Колька.
— Чернички-землянички! — с издёвкой передразнил сосед. —
Вам эти ещё дадут чернички-землянички, — махнул он в сторону стола, за которым продолжалась игра в карты. — Кого-нибудь проиграют, и будешь ушами сапоги чистить.
— Почему ушами? — удивился Стёпка.
— А у них всё косяк-наперекосяк, шиворот-навыворот.
И действительно, не успели ребята как следует осмотреться, как к ним снова привязался длинный по кличке «Шах».
— Ну что, мальки, приуныли? Путёвочка в Крым сорвалась? Чего опустили косорыльники? Спляшите-ка русского!
— Ты их не тронь, — неожиданно подал голос подросток в военной гимнастёрке, молчаливо сидевший недалеко от троицы. — Не то...
— Что не то? — подскочил к нему Шах.
— Не то схлопочешь! — смело ответил крепыш.
Длинный психанул и с визгом кинулся на крепыша. Крепыш вытянул вперёд руку и слегла махнул. Шах кубарем полетел между коек.
— Наших бьют! — крикнул кто-то из братвы. Несколько тощих подростков налетели на крепыша, но, подскочив, отлетели рикошетом, будто тот был сделан из металла. Снова отворилась дверь. Длинного и ещё одного из братвы увели. Афанасий подошёл к пареньку в военной гимнастёрке.