Старые истории (сборник)
Шрифт:
– А-а! То-то и оно. Все мы любим указывать, - торжествующе сказал старик.
– А вот как самому стать за правило, так это брюхо болит.
– Паро-о-о-ом!
– доносилось требовательно с того берега.
– Теперь они любят кнопки нажимать... А чтоб правилом махать - спина болит. Иной пастух теперь и кнутом хлопнуть не умеет, с палкой ходит.
– Пастух потрогал длинный ременный кнут, лежащий возле него.
– Ноне и пастуха норовят электричеством подменить, - сказал старик.
– Проволоку натянут, а по ней ток пустят. Корова
– Электричество есть, а молока нету, - сказал пастух.
– Паро-о-о-ом!
– Зато теперь много полезных ископаемых, - возразил Семен.
– Это что за полезные ископаемые?
– спросил старик.
– Ну, земные клады, про которые вы здесь толкуете.
– Земные клады не каждому даются, - сказал старик.
– Работать надо, а не искать.
На спуске к реке загромыхала телега. Удившие ребятишки метнулись к ней с криками:
– Кино! Кино едет...
Невысокий парень в серой кепке с какой-то рыхлой сонной физиономией спрыгнул с телеги, взял под уздцы лошадь и стал заводить ее на паром.
– Вань, какую картину привез?
– спросил Семен.
– «Дай лапу, друг», - нехотя ответил тот.
– Дак ты же эту лапу на той неделе привозил!
– удивился старик.
– Есть еще «Вижу солнце», - сказал киномеханик.
– И солнце ты нам показывал. Да мы и без тебя видим его каждый день.
– А я виноват, если других нет?
– Как это нет? Скажи - другие разобрали, а тебе опять лапу сунули.
– Показать бы тебе Москву за эту лапу, - сказал Семен.
– Да идите вы!.. Что дают, то и везу.
– В этой жизни, Ваня, надо брать все самому, а не ждать, когда дадут... Закон!
– наставлял Семен.
Лошадь на припаромке стала, заупрямилась.
– Н-но, травоядное!
– тянул ее за обороть киномеханик.
– У нее двигатель под хвостом, как у ракеты. Ты ее под хвост ширни!
– скалил зубы Семен.
– Да иди ты!..
Наконец телега отгромыхала по бревенчатому настилу, и старик отвязал чалку. Киномеханик, въехав на паром, снова уселся на телегу.
– Помог бы паром столкнуть, - сказал старик, упираясь шестом в берег.
– У меня государственное имущество, - ответил киномеханик важно.
– Куда ж я от него?
– Его что, лошадь съест, твое имущество?
– Давай, дед, упирайся!
– крикнул Семен.
– Крепи союз труда и обороны.
– Обормот, - выругался старик.
По берегу от дальних домов вьюном сбегал мальчишка.
– Ну, что? Придет Любка?
– спросил его Семен.
– Ее там нет.
– А где ж она?
– Не знаю. Наверно, на станах.
– Плохо дело! Приказ надо выполнять до конца. Сбегай на станы, разузнай и доложи мне! Ну, не в службу, а в дружбу.
– Это уже не дружба, дядь Семен, а работа. А за работу деньги платят.
– Ого! Силен бродяга... А между прочим, резон.
– Он достал из кармана двугривенный.
– На, в кино сходишь. Стоп!
– остановил он мальчика.
–
Любка появилась с другого берега. Она так же стояла посреди парома и равнодушно глядела, как старик, вихляя телом, натужно сипит и шлепает по воде своим правилом. Наряд на ней был самый будничный - выгоревшая в синеватый горошек кофточка, да коротенький зеленый сарафанчик, да синие полукеды на босую ногу. И в одежде, и в ладной ее, крепко сбитой фигурке с маленькой неразвитой грудью было что-то еще детское, - и круглое личико ее исшелушилось на скулах и носу, как у школьницы, и волосы заплетены в косы. И только руки ее были полные, сильные, с налитыми от работы, красными пальцами.
Семен встретил ее пьяной ухмылкой, он поднял с земли поллитру водки, уже наполовину выпитую, и сказал:
– Салют!
– Тебе чего?
– Как чего? Тебя. Вот, за твое здоровье пил... Вдвоем со сваей. Об настил чокался, - он ткнул бутылкой в сваю.
– Оно и видно, что чокнутый, - сказала Любка, пытаясь пройти по настилу припаромка.
Семен встал, растопырил руки, загородив ей дорогу.
– Не дури! Мне на дойку пора.
– Обождут твои коровы.
– Еще чего? Думаешь - все бездельники, как ты.
– Ишь ты, какие мы важные!
– Семен покрутил руками.
– Эй, обормот! Не видишь - человек занят?
– сказал старик.
– Ты не туда смотришь. Ты вон куда смотри.
– Семен указал старику на другой берег, где появился грузовик, но дорогу Любке уступил.
Она поднялась на берег. Семен догнал ее и обхватил сзади, облапив ее грудь, тяжело дыша ей в ухо.
– Отпусти!
– А что мне за это будет?
– Ты только об этом и думаешь...
– А ты об чем?
– Сказала б я тебе...
– Скажи.
– Отстань... ну! Вон люди смотрят.
– Иди ты!
– Дурак!
– Она, упершись ему локтями в живот, с трудом вырвалась.
– Ну чего ты, чего?
– забормотал он, подступая к ней снова и ловя ее за руки.
– Пусти, слышишь! Не то закричу...
– Кричи.
– Дядь Ва-а-нь!
– Ты чего, очумела?
– опешил Семен, отступая.
– Ах ты, трус! Ах ты, мерзавец!..
Любка, раскрасневшаяся не то от гнева, не то от борьбы, вдруг ударила его наотмашь по уху.
– За что?
– За все.
– Бей еще!
– Другие добавят, - Любка пошла прочь.
– Может, все-таки пояснишь?
– догнал ее Семен.
– А тебе непонятно?
– Допустим.
– Ты когда вернулся, что говорил? Устроюсь на работу - поженимся...
– Как же мы поженимся, если я не работаю?
– Так поступай на работу!
– Здесь, за семьдесят рэ? Нет, это не для меня.
– Ну, поедем в город...
– В общежитие, что ли?
– усмехнулся Семен.
– Для чего же ты говорил? Для чего?!