Старые истории (сборник)
Шрифт:
– Ты куда?
– В район.
– И я в район.
Стакнулись мы с ним. Он вынул поллитровку.
– Давай, - говорит, - для начала эту распечатаем да речной водичкой запьем, освежимся. А уж в районе подкрепимся по-настоящему.
Раздавили мы эту бутылку на троих, я и говорю Сашке:
– Ну, чего ты в Тиханово поедешь? Оставайся с конями здесь, а я в кабине проедусь.
Сели мы в машину - поехали. Вот тебе до Свистунова не дотянули - стоп наша машина. Раза три выстрельнула, будто наклестка треснула
– Это, - говорит, - свеча подгорела. Сейчас сообразим.
Открыл мой шофер капот, уткнулся в мотор, как в колодец - один зад наружу - и притих. Уж я ждал, ждал, - а он все не шевелится.
– Да ты что, в самом деле, смеешься надо мной? Я на совещание тороплюсь, а ты меня фотографировать? Некогда мне на твою сиделку любоваться.
– Сейчас, сейчас...
Тут он забегал вокруг машины; забежит спереди - посмотрит, посмотрит, хлопнет по ляжкам руками, как кочет крыльями, назад побежит - опять смотрит.
– Ну, что такое?
– Не могу, - говорит, - определить.
Потом успокоился, сел в кабину и эдак, даже с радостью, говорит:
– Уяснил наконец.
– Ну?
– Бензин весь кончился.
Брат родной! Куда мне деваться? Назад бежать, к лошадям - и за час не добежишь. Вперед идти - пятнадцать километров - до обеда не дотопаешь. А совещание уже открылось по времени.
– Ну, - говорю, - душегубец ты проклятый! Что ты таперика мне присоветуешь?
– У меня травка в кузове. Ложись, Афанасеич. Попутная машина пойдет - я тебя крикну. А я, - говорит, - за рулем, вздремну. Дело привычное.
Какое тут спать! Я как представлю заседание бюро районного комитета и выступление товарища Мотякова, нашего докладчика, - у меня прямо вши от страха мрут. Но что делать?
Встал, как суслик, возле дороги, стою - жду. Впору хоть засвистеть от досады. И вот - катит грузовик. В кабине рядом с шофером женщина, а в кузове стол и корова. Останавливаю:
– Дайте бензину!
– У самих еле-еле до Тиханова доехать.
– Возьмите тогда меня с собой?
– Пожалуйста, но только в кузов.
Я и полез к столу да к корове. Уселся на стол, за рога ухватился - поехали! Едем, а пыль, пыль на дороге - ну, прямо коровы не видать. Меня так разукрасило, что китель из желтого в серый превратился. А на лице одни глаза остались.
И явился я на бюро в таком виде. Эк, меня и взял в оборот Семен Мотяков. К тому времени его понизили до заведующего райзо. Но силу имел он большую.
– Вот он, полюбуйтесь! Мельник с помола... И семена израсходовал, и на членов бюро наплевал.
– Я, - говорю, - в кузове ехал на попутной.
– Нас дело не касается. Телефонограмму получил - изволь явиться вовремя.
И закатили мне строгача. Зашел я в столовую (раньше в Тиханове столовая с райкомом одним ходом сообщалась, вроде туннеля), выпил разведенного спирта - меня и хмель
– Ты чего, - говорит, - такой снулый? Или жара уморила?
– Я побывал в такой печке, где мозги запекают. Так что меня, - говорю, - жара не снаружи, а изнутри мучает.
– А против этого лекарство имеется, - подмигивает Ленька.
– Клин клином вышибают. А у меня и закуска соответствует, - он приподнял уток.
– Что ж, - говорю, - Сашка, запрягай! В Богоявленском полечимся.
– Там карантин объявлен, - говорит Сашка.
– Нас не выпустят оттуда.
– А зачем туда ехать? Я сейчас обернусь, - сказал Ленька однорукий.
– Здесь и расположимся. На вольном воздухе.
– А ты знаешь, сколько ее принести надо?
– спрашиваю я Леньку.
– Дак прикинем...
– Все равно просчитаешься. Когда человек имеет сурьезные намерения, сроду не определишь - сколько ее понадобится. Поедем к ней сами.
Приезжаем в столовую - нет водки. Мы в магазин - нет! Только одно шампанское... Ну, что делать? Бери, говорят, кисленькое. Дак от нее только утробу раздувает, а до головы она не достигает - вся крепость газом выходит. А Ленька мне в ответ замечание:
– Мы ее, - говорит, - заткнем, утробу-то. И забушует, как в хорошей бочке.
Ладно, взяли кисленького или сладенького, я уж не упомнил. По гранате на брата... Пробки в потолок - бах, бах! Прямо как стрельба по уткам - и дымок с конца ствола вьется. Выпили... Ни в одном глазу. Взяли еще по одной... Не берет! Тогда я вошел в магазин - дверь на крючок и говорю Лельке, продавщице:
– Пиши фактуру, на магазин бреховский. Там рассчитаемся.
– Какую фактуру, Петр Афанасиевич?
– Ящик шампанского, - говорю.
Выписала. Я накладную в карман, ящик внесли в столовую речного пароходства, поставили под стол - и пошла стрельба.
Сорок бутылок выпили! И сами пили, и другим давали. Ежели, к примеру, понравится нам компания за столом, мы в них выстрелим пробками, а бутылки им на стол. Пейте, ребята, за счастливую колхозную жизнь! А Ленька однорукий все в буфетчицу метил, стервец. Попадет в нее пробкой - бутылку вина отдает. Она все: хи-хи-хи да ха-ха-ха! А бутылку за бутылкой под прилавок прячет.
Одно неудобство есть в употреблении шампанского, - иной раз дымок за пробкой вьется, а иной - такой водомет выхлестнет, что все рожи нам пообливало. Вышли мы из столовой, что из твоей бани. Лошади только дорогу почуяли - и понесли.