Старые письма

Стил Даниэла

Самое ужасное состояло в том, что оба хотели этого ребенка, но она понимала, что не посмеет его родить. Они не имели права даже мечтать о детях, и Анна обязана была сделать этот шаг ради них обоих – несмотря на предстоящие страх и мучения, несмотря на то что может просто погибнуть. И пока она размышляла над тем, насколько вероятен такой исход, повитуха велела ей раздеваться. Трясущиеся руки отказывались повиноваться. Но вот наконец на ней осталась одна рубашка, и Анна улеглась на липкие от грязи простыни. Старуха осмотрела ее и довольно кивнула. Как и Николай, она сумела нащупать маленький, едва заметный комочек в самом низу живота.

Ничто из прежней жизни не могло бы подготовить Анну к унижению

и ужасу, уготованным ей в эту минуту. Ничто из их отношений с Николаем не могло иметь с этим ничего общего, и Анну тут же стало рвать. Однако это нисколько не смутило самозваную повитуху, и она все так же уверенно пообещала Анне, что все будет сделано в два счета. Правда, она предупредила, что как только Анна сможет стоять на ногах, ей придется уйти. Если потом начнутся неприятности, пусть позовет доктора, но не вздумает соваться сюда. Повитуха не считала себя обязанной разбираться в чужих проблемах. Она делает, о чем ее просят, а уж с прочим изволь справляться сама. И старуха мрачно повторила несколько раз, что если Анна попытается вернуться, ей все равно никто не откроет.

– Ну, пора, – решительно сказала она.

Такие повитухи, как эта, вообще не любили подолгу возиться со своими клиентками и старались избавиться от них как можно скорее, чтобы не нарваться на неприятности. То, что Анна все еще корчилась от рвоты, ее не остановило, и Анна сама попросила минуту передышки, после чего знаком дала понять, что готова. Ужас намертво запечатал ей уста.

По требованию старухи Анна постаралась взять себя в руки. Ее чуть ли не силком прижали к кровати и грубо приказали не дергаться. Но у Анны так дрожали ноги, что она едва могла ими двинуть. И никакие предупреждения не могли подготовить ее к острой боли, пронзившей ее в ту же секунду, когда старуха принялась орудовать своим инструментом. Анна уставилась в потолок, стараясь не кричать, стараясь не задохнуться в новом приступе рвоты, пока повитуха кромсала что-то у нее внутри. Жуткая боль не прекращалась, и постепенно комната поплыла у нее перед глазами. В конце концов Анна не выдержала и провалилась в блаженное беспамятство. Внезапно ее встряхнули, и оказалось, что на лбу у нее лежит мокрая тряпка, а старуха повторяет, что Анна может идти.

– По-моему, я не смогу сейчас встать, – слабо прошептала она.

В комнате застоялась вонь от рвоты, и при виде стоявшей возле кровати посудины со свежей кровью Анна снова чуть не потеряла сознание. Но старуха заставила ее подняться и помогла напялить платье, не желая больше ждать. Анна почти ничего не соображала от боли, слабости и ужаса, а старуха деловито пихала ей между ног какие-то рваные тряпки. Кое-как передвигая ноги, Анна поплелась в ту комнату, где ждала ее подруга. Она с трудом различала лицо Валерии сквозь застилавшую глаза пелену и как-то отстраненно удивилась, что они провели в этом отвратительном доме не больше часа. Валерия смотрела на нее с тревогой и вместе с тем с облегчением. Уж ей-то отлично было известно, что чувствует сейчас ее подруга, – она сама прошла через такое.

– Отведи ее домой да уложи в постель, – велела повитуха, распахнув перед ними дверь.

Им повезло: удалось почти сразу поймать извозчика. Позже Анна как ни старалась, так и не смогла восстановить в памяти их обратный путь в балетную школу. Все, что сохранилось у нее в сознании, – как она без сил повалилась на кровать, с ужасом чувствуя между ног пропитанные кровью тряпки и обмирая от жгучей боли внизу живота, порожденной стараниями самозваной повитухи. Больше Анна не могла думать ни о чем: ни о Николае, ни о потерянном ребенке, ни о том, что с ней сейчас происходит. Она с жалобным стоном скорчилась на жесткой кровати и через секунду потеряла сознание.

Глава 7

Когда

Николай навестил ее вечером того же дня, он увидел, что Анна дремлет у себя на кровати, даже не сняв платья. Не имея ни малейшего понятия о том, где она была и что сделала, Николай поначалу обрадовался столь крепкому и здоровому сну, пока не присмотрелся повнимательнее. Черты ее лица заострились и стали мертвенно-бледного цвета, а губы слегка посинели. Николай попытался нащупать пульс – и охнул от ужаса. Он захотел разбудить Анну, но не смог. И испугался еще больше, когда понял, что принял за глубокий сон не менее глубокий обморок. Чутье, обострившееся за годы медицинской практики, заставило Николая откинуть одеяло. Анна лежала в луже собственной крови. Судя по всему, кровотечение началось уже несколько часов назад.

На этот раз он не колебался ни минуты. Поймав кого-то из балерин, Николай велел ей бежать за санитарной каретой, а сам принялся срывать с Анны платье. Она выглядела полумертвой, и невозможно было угадать, как много крови вытекло за это время, но, судя по промокшему насквозь тюфяку, ее было пролито немало. А обрывки тряпок, обнаруженные у нее между ног, говорили сами за себя. Николай понял, что случилось.

– О Господи… Анна… – Он не мог сделать ничего, чтобы остановить кровотечение. Здесь требовалась помощь хирурга, хотя и это не гарантировало, что ей удастся выжить.

В спальню к Анне прибежала мадам Маркова, как только до нее дошла ужасная новость. Ей было достаточно одного взгляда на то, что происходило в этой комнате, чтобы обо всем догадаться. Николай сидел возле кровати Анны, обливаясь слезами и не выпуская ее руки. Но стоило мадам переступить порог, как горе и беспомощность породили вспышку безумного гнева.

– Как вы это допустили? – сурово спросил он у мадам Марковой. – Вы знали об этом? – Его обличающий голос дрожал от ярости и боли.

– Я ничего не знала, – так же яростно парировала она, – и вам наверняка было известно больше, чем мне! Должно быть, она улучила минуту и ушла, когда мы все были в церкви, – горестно добавила мадам Маркова. Она боялась за жизнь Анны не меньше, чем Николай.

– Как давно это было?

– Четыре или пять часов назад.

– Господи… Вы понимаете, что за это время она могла истечь кровью и умереть?!

– Я отлично это понимаю.

Оба они так любили Анну и так переживали из-за нее, что готовы были вцепиться друг другу в горло. Но к счастью, вскоре подъехала санитарная карета, и Николай доставил Анну в больницу, пользовавшуюся доброй славой, и изложил врачам то немногое, что знал сам. Анна не могла рассказать, что случилось, поскольку так и не пришла в сознание, когда ее клали на хирургический стол. Прошло целых два часа, пока наконец хирург вышел в убого обставленную комнату, где молча сидели мадам Маркова и Николай, не спускавшие друг с друга убийственных взоров.

– Как она? – встрепенулся Николай, тогда как мадам Маркова обратилась в слух.

Судя по лицу хирурга, новости были малоутешительные. Анна потеряла слишком много крови, и ей пришлось делать переливание.

– Если она выживет, – с расстановкой сказал хирург, – то скорее всего еще сможет иметь детей. Вопрос в том, выкарабкается ли она сегодня. Кровопотеря очень велика. Кто бы это ни сделал – он попросту убийца. – Врач подробно рассказал Николаю, что больная по-прежнему истекает кровью, несмотря на все их попытки это остановить. Кроме того, до сих пор остается опасность заражения. И хирург обратился к мадам Марковой: – Положение крайне тяжелое. Ей придется пробыть у нас несколько недель, а то и больше, если она вообще выкарабкается. Подождем до утра: если за ночь она не скончается, то можно будет сказать более определенно. А на данный момент мы сделали все, что могли.