Старый патагонский экспресс
Шрифт:
— Но во Флориде пиво ничуть не хуже, а девчонки намного лучше. Пол, — продолжал он, — я, похоже, здорово ошибся, притащившись сюда. Но за мою ошибку заплатит компания!
Мы поговорили о вере: Энди оказался баптистом. Мы поговорили о политике: по мнению Энди, Никсон исчерпал себя. Мы поговорили о расах. В этом плане Энди оказался весьма просвещенным парнем. Он сказал, что в мире существует пять рас. Обычно мне приходилось слышать о двух. Вот только Энди считал, что индейцы Центральной Америки, безусловно, произошли от монголоидов.
— Они переправились через Берингов пролив, — вещал
Я никогда не любил разговоров на эту тему — слишком часто она приводит людей к идее Аушвица [23] . И меня очень обрадовало, когда я услышал:
— Как вы называете столицу Кентукки? Льювилль или Льюисвилль?
— Луисвилл, — сказал я.
— Не верно. Это Франкфорт, — он грубо расхохотался. — Это старое название!
23
Комплекс немецких концлагерей, располагавшихся в 1940–1945 гг. недалеко от города Освенцим, в 60 км к западу от Кракова.
Тогда я попросил его назвать мне столицу Верхней Вольты. Энди понятия не имел о том, что столицу Верхней Вольты называют Уагадугу [24] . Он спросил про Неваду. Я не знал, что Карсон-Сити — столица Невады и ровным счетом ничего не знал и про Иллинойс. Я еще не встречал человека, который знал бы так много столиц, как Энди, и втихомолку порадовался за себя, что тоже знаю их немало. Он промахнулся только с Нью-Гемпширом (Конкорд) и Шри-Ланкой (Коломбо) — и все, не считая Верхней Вольты. В итоге он купил мне три пива. Я купил ему шесть.
24
В 1984 году государство Верхняя Вольта переименовано в Буркина-Фасо.
Энди был добродушным выпивохой и сказал, что за три дня успел хорошо изучить Сан-Хосе и хочет теперь показать мне город. Однако человек, сидевший справа от нас, слышал этот разговор и, когда мы встали, чтобы уйти, сказал с сильным испанским акцентом:
— Я думаю, что ваша авиалиния — самая плохая в мире. Вот как я думаю. Я собираюсь лететь в Майами, но я не полечу на вашем самолете. Они самые плохие.
Энди с улыбкой обратился ко мне:
— Всегда найдется недовольный клиент, верно?
— Она воняет. Действительно воняет, — не унимался этот человек.
Я уже испугался, что Энди его ударит. Однако улыбка вернулась на его раскрасневшуюся физиономию, и он сказал:
— Похоже, вам здорово не повезло. Малость укачало? — Энди помахал рукой. — Самолет мотало то вверх, то вниз, да?
— Я уже много раз летал на самолетах.
— Вносим поправку, — ответил Энди, — вам не повезло два раза.
— Я никогда больше не свяжусь с вашей авиалинией.
— Я непременно сообщу об этом президенту, как только увижу его снова.
— Вы можете сообщить ему от меня еще кое-что…
— Погодите-ка минутку, сэр, — с ледяным спокойствием перебил его Энди. — Вы лучше скажите
Испанец явно остолбенел от неожиданности.
Энди величественно отвернулся и задрал рукав, чтобы посмотреть на часы:
— Пора подкрепиться!
— Я собираюсь показать тебе этот город, парень. Ты здесь еще новичок. И я познакомлю тебя с достопримечательностями. А если мы наткнемся на кого-то из моих дружков, ты просто помалкивай. Я собираюсь представить тебя как англичанина, прямо из Лондона. И если ты не будешь открывать рта, они не заметят разницы.
Мы направились в бар под названием «Наш клуб». Здесь было шумно и темно, и в укромных уголках мужчины вороватой наружности заигрывали с проститутками.
— Обслужите нас, — велел Энди. — Мы с этим джентльменом желаем пива. Сойдет любое, — девица за прилавком щеголяла в платье с чрезвычайно низким вырезом. Она протирала бар тряпкой. — На вид вы вполне разумная девушка, — продолжал Энди. — Знаете, кто… — Она молча отошла. — О, она не слушает! Пол, ты знаешь, кто самый великий поэт в мире? Нет, не Шекспир! Угадай! Редьярд Киплинг!
Девушка принесла нам две бутылки пива.
— Я ужасно обрадовался, когда это понял, — сказал Энди. — Пол, дай ей пару долларов — ты все еще должен мне за Орегон. Салем, помнишь? А я такой мерзавец, что все помню.
И он принялся читать стихотворение «Женщины». Похоже, он совершенно не замечал, что на другом конце барной стойки расположился оборванный толстяк, в одиночестве поглощавший свое пиво, наугад загребая орешки из вазы и не спуская с нас глаз. Он машинально перебирал орешки в руке — ловким движением карточного шулера, — прежде чем отправить их в рот. Он отпил еще пива и взял новую порцию орешков. Допил бутылку и кинул в рот горсть орешков. Его движения были небрежными и ленивыми, но глаза цепко следили за нами.
Энди декламировал хриплым грубоватым голосом, не лишенным меланхолии:
А сама-то — ну чисто чаинка, Я ходил перед ней, как герой, И была мне — не скрою — домовитой женою, — Научила, как с ихней сестрой!— Раньше это была великая страна, — заявил толстяк, пережевывая орешки.
Я посмотрел на него. Он громко чавкал. Его левая рука на ощупь тянулась к вазе с орешками. Он не смотрел на прилавок.
Энди продолжал:
А потом приказали во Мхау (Хоть и в Проме мне славно жилось) — И с одною мулаткой, очень сладкой и гладкой, Очень сладко и гладко сошлось! Но не бабой была она — ведьмой, Огнедышащей черной горой.— Везде одни мошенники, — заявил толстяк. По-моему, он весил больше ста килограммов. Его жирные волосы были гладко зачесаны назад. А ладони были огромные и белые, как шматки сала. — Шагу нельзя ступить, чтобы не попасть на мошенника.