Стать богом
Шрифт:
Хешшкор сунул в сканер вкладыш от жевательной резинки. Сканер зажужжал, и на экране в отдельном окошке медленно появилось изображение одного из набивших оскомину покемонов. Кажется, его звали Крабби, а может быть, Кинглер. Этот плод воображения мультипликаторов имел круглое туловище, совмещенное с головой, сверху красное, а снизу – на брюшке – оранжевое, и шесть суставчатых ног, передняя пара которых заканчивалась клешнями.
Хешшкор открыл электронную почту и набрал адрес. Узнать его не составляло труда: хозяйка публиковала его в статьях, вставляла в презентации, раздавала визитки направо и налево… Весьма непредусмотрительно! Молодой человек
В темной комнате засветился экран, мирно спавший в режиме отдыха. Возникшее на нем изображение смешного крабика походило на заставку какой-нибудь компьютерной игрушки. Вначале крабик был неподвижен, потом совершил несколько движений и… вылез из экрана.
Вылезая, он по частям становился объемным. Сперва обрела плоть левая средняя нога, спустившаяся на стол, за ней – правая. Постепенно надуваясь, словно мыльный пузырь, из плоского экрана выдвинулось туловище с клешнями и, наконец, задние ноги. Существо покатало туда-сюда по голове выкаченные беленькие глазки, спрыгнуло со стола и, проворно перебирая тонкими ножками, устремилось в коридор.
Крабби-Кинглер учинил в доме настоящий обыск. Настоящий – за одним исключением: он не оставлял после себя никакого беспорядка. И, когда он вернулся к экрану, держа добычу в клешнях, ничто не обнаруживало вторжения.
Хешшкор щелкал «мышью», не в силах скрыть упоения властью. С какой легкостью картинка становится явью, предметы – электромагнитными волнами, и наоборот. Гениально!
Я всемогущ. Но не бессмертен. Чтобы стать богом, мне не хватает такой малости…
И я получу эту малость. Я добьюсь своего. Я – Хешшкор Всемогущий.
Спустившись на стол, мультяшный чудик протянул ему две золотые сережки с пронзительно-синими сапфирами. Хешшкор поднес серьгу к уху, покосился на зеркало. Нет, мужчине не к лицу таскать в ушах такие побрякушки. Он задрал черную рубашку, обнажив красивый плоский живот, и вдел серьги в пупок.
Он посмотрел на иероглифы, украшающие модель кораблика в заэкранном интерьере, из которого только что вышел его посланец. Он знавал извращенцев, которым доставляет удовольствие клеить модели парусников – что ж, это было хотя бы объяснимо: тяга к старине, к тем махровым годам, когда и пароходов-то не строили, не то что атомных ледоколов, боязнь современности, ее скоростей и масштабов. Он презирал эти дурацкие попытки спрятать голову под крыло, уйти от действительности – но хотя бы понимал их мотивы. А зачем держать в доме макет военного корабля с радаром, ракетными установками и ядерным двигателем, если ты не моряк и не конструктор?
Но если вообще держать у себя какой-то макет, то какой бы ты сам выбрал? – мелькнула странная мысль.
До конца оформиться эта мысль не успела. Китайские завитушки мигнули и превратились в слова: «Морская звезда». Он торжествующе усмехнулся. Серьга-Переводчица не потеряла при трансформации своих свойств. А значит, сохранила их и вторая серьга – Искательница, и еще один ценный предмет, вынесенный крабиком из чужого дома.
Хешшкор бережно взял из второй клешни кольцо с большим незамутненным сапфиром, полюбовался им и надел себе на палец. Кольцо, похищенное у изящной женщины, как ни странно, оказалось впору, и он удовлетворенно кивнул: таково было, по описаниям колдовских книг, одно из неотъемлемых свойств перстня Тюремщика Флифа.
– Перстень впору любому Тюремщику, – проговорил он вслух. – Он не отнят силой, а потому магических свойств не теряет. Что ж, теперь у Флифа новый Тюремщик. И теперь ничто не помешает мне убить тебя, – его глаза сверкнули.
Мне придется это сделать. Даже если бы я не ненавидел тебя всем сердцем – мне нужен твой нож и жизнь твоего сына. Ведь ты не отдашь мне их, пока жива.
Он стиснул кулаки, но заставил себя вернуться к делу. Его работа и работа крабика еще не кончилась. Он щелкнул серьги и кольцо фотоаппаратом «Поляроид», дождался снимков, отсканировал их и отослал. А оживший на том конце связи Крабби-Кинглер положил на место прекрасные, неотличимые от настоящих подделки.
5. На химфаке
По коридору химического факультета МГУ шли две женщины средних лет, причем одна, натуральная блондинка, чуть ли не тащила за собой вторую, миниатюрную рыжую красавицу с тонкими чертами лица и зелеными глазами-омутами.
– Да не волнуйся ты, Файка, – уговаривала блондинка. – Нет никакой нужды сидеть у хроматографа над душой и бормотать заклинания.
– У твоего хроматографа нет никакой души, – вяло отбрыкивалась рыжая.
– Ну, все равно. У нас же автоматика. Разделится твоя смесь, никуда не денется.
– Моя? Это твой ребенок смешал все мои колдовские ингредиенты! Не ребенок, а вреднёнок.
– Ты уже забыла, какими бывают дети, – улыбнулась она и похлопала подругу по круглому животику. – Ничего, скоро вспомнишь.
– Мои двойняшки побузят и вырастут, как и их старший братец, – возразила Фая, одернув складки просторного темно-зеленого платья с огромным бантом на груди, прикрывающим животик. – А твой останется шалопаем навеки!
– Почему же навеки? Всего на какую-нибудь сотню лет, – она засмеялась. – Не ной, Файка. Малые дети утомительны, но милы. Я рада, что не увижу, как из сладенького малыша он превращается в нескладное, неопрятное, заросшее щетиной чудовище, от которого разит потом и табаком.
– Витка, и это говоришь ты?! – в зеленых глазах отразилось изумление. – По-моему, щетины тебя никогда не смущали. К тому же все твои мужики курили, да и ты сама…
– Хешшкор не курит, – заметила Вита. – И меня отучил. А к хорошему быстро привыкаешь. Он и сейчас частенько залетает ко мне, так что я держусь в форме. Вот недавно был, сидел полночи в инете… Все, пришли.
Она толкнула дверь лаборатории. Из помещения ударила в коридор волна шума, смеха, винных и закусочных ароматов, пьянящих как по отдельности, так и в сочетании. Фая робко заглянула внутрь. Она была колдуньей, самой настоящей, и тем не менее чувствовала себя не в своей тарелке. Научные круги казались ей совершенно чуждыми и внушали иррациональный страх, совсем как магия – какому-нибудь аспиранту.
Вдоль стен на высоких столах громоздились грозно гудящие и мигающие таинственными огнями приборы неизвестного назначения, множество стеклянных сосудов диковинных форм с разноцветными жидкостями и без оных, десятки – нет, сотни мелких баночек и пузыречков с неведомым содержимым, стопки книг и брошюр. В углу были свалены рулоны ватмана с какими-то таблицами и графиками. Но посредине, от окна до самой двери, тянулись составленные столы, ломящиеся от разносолов, что представляло собой весьма успокаивающее зрелище. Концентрация бутылок тоже была велика, и это сказывалось на румяных и добрых физиономиях, теснящихся вокруг.