Статьи
Шрифт:
Развитием и продолжением концепции "нового эпоса" стала современная сказка. Эпос принадлежал раннему средневековью времени, которое осталось у нас в крови. Поэтому семантическая основа неизменна: фактура эпоса читается сравнительно легко, для перевода необходимо создать лишь новую систему связей с реальностью.
Сказка восходит к преднеолитическому "слому", и ничто их той эпохи не уцелело сегодня. Ткань повествования разрушена, и дословный перевод отправляет нас в тридевятое царство, не имеющее точек соприкосновения с жизнью.
Значит, приходится пересоздавать
Андрей Столяров подчеркнуто реалистичен. Царства-государства свергнуты, превращены в "изнанку древнего мира, в рогатую тень, в древнюю и загадочную суть его". Они разлиты по улицам современного, вещественного города. Сам этот Город, материализованная легенда, протягивает дополнительную нить к предвечной магии и временам, когда судьбой и характером был наделен каждый камень.
Город разворачивает вечные сюжеты: герой, овладевший сверхъестественными силами и не пожелавший быть демиургом; любовь, заранее обреченная смертью; драконоборчество, перечеркивающее жизнь рыцаря и его мир. Четко соблюдены Андреем Столяровым стилистические требования жанра: сквозная символика, предопределенность, незамкнутость уровней восприятия, заданность сюжетных линий.
"Ворон". Информационное напряжение создается между Городом и людьми. Роли: герой, спутник – рассказчик. Действие происходит в заколдованном мире, содержание сюжета: овладение магическим оружием. Семиотика "Ворона" праевропейская, неолитическая – сказка не содержит характерного менталитета сформировавшейся европейской цивилизации.
"Альбом идиота". Информационное напряжение связано с конфликтом объектов Город – Средневековье. Распределение ролей: Он, Она, Смерть. Место действия – грань пересечения миров. Суть – в строках "Малого Апокрифа":
"В окне качаются звезд весы,
И нити весов слепят.
Есть в мире – Стены, и есть – Часы.
И нет в том мире тебя".
Эпилог – уход героя и героини из сказки. Симметрия с "Вороном". Семиотика энеолитическая, предположительно, относится к Северной Европе.
"Сад и канал". Источник информационного напряжения – столкновение реальностей существования и несуществования Города. Роли: герой, спутник героя, Дракон. Место действия: Вселенная, олицетворенная городом. Содержание сюжета: необходимость разрушить собственный мир, уничтожив Зверя, частью которого ты являешься.
Подчинясь измерениям сказки, Андрей Столяров решительно отвергает традиционную эстетику. За тысячелетия из древнего текста уходит боль. Сказки забывают необратимую смерть, забывают уродство – сказителям хочется немного приукрасить нищую, кровавую суть происходящего. Им помогает символика; ассоциативные ряды соединяют желаемое с действительным.
В сказке и в эпосе героя можно убить, а героиню – отдать убийцам. Но нельзя ее изнасиловать, а его оскопить – незыблемы требования литературной эстетики, вызывающие усмешку психоаналитика, точно знающего смысл сказочных символов (таких, как слепота и разрушенные дома с распахнутыми окнами и выломанными дверьми).
Современная сказка сохраняет символику на логическом, интуитивном, но не на эмоциональном уровне восприятия. В текст возвращаются кровь, боль, отчаяние и безнадежность: то, что делает подвиг смертного достойным памяти времен. Потому она – страшная сказка, в которой не может быть "хорошего конца". Это не означает, что в борьбе добра и зла (а сказка с европейской семиотикой это отражение данного конфликта) должно побеждать зло. Такой исход привычен и не заслуживает сказки и памяти. Просто победа не приносит счастья добрым героям: символ истории не корона, а крест.
Эстетика ужаса, призывающего к битве. Собственно, чего иного следовало ожидать, исходя все из той же пресловутой "логики событий"?
"Наступает полнолуние. Время судьбы на исходе. Тайный совет заседает непрерывно. Поднята гвардия, отряды ночной стражи перекрыли все дороги. Сохнет трава, и птицы падают замертво. Фукель будет властвовать над Ойкуменой… Нет никакой надежды…"
Человек должен сразиться с чудовищами, "скрытым" во тьме окружающего мира. Монстр может персонифицироваться в виде холодного убийцы, материализовавшегося сновидения Зверя, призвавшего уснувших палачей. He все ли равно? Важно, что сам монстр плотью и кровью сросся с человеком, даже с тем, кто должен сразиться с ним. Потому он и неуничтожим, и победа неотделима от трагедии. "Отдашь все, и ничего не получишь взамен". И почти ничего не зависит от красоты и ума, чести и доблести, любви и самопожертвования.
"Густо замешан звезд творог,
И крошки его слепят.
Есть в мире Дом, и есть Порог.
И нет в этом мире тебя".
Герои современной сказки не просят помощи и не настаивают на сопереживании.
И читающий ее без банальностей отреагирует на взрыв эмоционального поля и создаст еще один звездный мост.
"Лишь глаза – больше страха
В ожидании хруста…"
– эстетика страшной сказки. Эстетика "Петербургских повестей" Андрея Столярова.
"Что длится целый век, тому продлиться вдвое".
Disclaimer
В статье использованы стихи Юрия Визбора, Николая Тихонова, Андрея Столярова, отрывки, частью перефразированные, из произведений Урсулы Ле Гуин ("Мир Роканнона"), Пола Андерсона ("Три сердца и три льва"), Станислава Лема ("Сумма технологии", "Воспоминания Ийона Тихого"), Аркадия и Бориса Стругацких ("Понедельник начинается в субботу"), Леонида Соболева ("Капитальный ремонт"), Джона Толкиена ("Властелин колец"), "Младшей Эдды", "Песни о Нибелунгах", произведений Андрея Столярова.
Пример абсолютного текста принадлежит Алексею Николаевичу Толстому.
1990 г.
Написана весной 1990 г. Послесловие к сборнику А.Столярова "Малый апокриф". (М., СПб, АСТ – Terra-Fantastica, 1991). Вошла в авторский сборник "Око Тайфуна".
азмышления о языке
Нам не нужен Контакт. Мы не хотим его. Мы его боимся.
…Черный круг Арены. Чужое небо. И безжалостные вопросы, на которые приходится отвечать.
Звезд не существует.
Солнца не существует.