Ставь против горя свою доброту…
Шрифт:
Следующий Всемирный слет бардов, поэтов и музыкантов Стас Аршинов и его друзья решили провести в Израиле. Возможно, именно там и будет вручен первый "коллективный Нобель".
«Татцентр (tatcenter. ru)», 22 января 2010 г.
Владимир Муравьев: Ни по работе, ни по дружбе я никому не отказываю
Его знает чуть ли не каждый второй татарстанец. Как создателя и руководителя Эндоскопического центра Минздрава РТ, как профессора, исполнителя авторской песни, надежного друга и невероятно
О том, какая из его ипостасей все же "главнее", как совместить казалось бы несовместимое и как найти на все это время, интересовался корреспондент TatCenter. ru у Владимира Муравьева.
— Владимир Юрьевич, кем по душе Вы в большей степени себя ощущаете — врачом или бардом?
— Конечно, врачом. В молодости я бы так однозначно не ответил, но теперь вообще не представляю, кем бы стал, если бы не занимался медициной и именно эндоскопией. Это — мое.
— Вы мечтали быть врачом с детства?
— Да нет, тогда я не думал, кем быть. Занимался спортом, английским языком, учился музыке по классу фортепиано. Кстати, я был первым двоечником за всю историю нашей музыкальной школы и учился в семилетке десять лет. За неуспеваемость меня исключали, оставляли на второй год. Однако, поскольку я имел хорошие данные (длинные пальцы и абсолютный слух), в школе периодически меня восстанавливали. Педагоги считали, что я — "второй Ван Клиберн" и когда-нибудь осознаю-таки свое предназначение. Но, несмотря на все старания педагогов, "Клиберн" продолжал взахлеб играть в футбол, в настольный теннис, а позже в баскетбол. И, кстати, неплохо.
У меня сохранился уникальный документ: Почетная грамота Совета Союза спортивных обществ г. Казани. Она гласит, что "товарищ Муравьев В. Ю. из команды мальчиков Татсовета "Динамо", занял I место по 2-й группе в первенстве города Казани по футболу 1960 года". Чемпион Казани 60-го года среди мальчиков — кайф ведь! Хочу ее рядом со своими сертификатами повесить…
В выпускном классе я собирался поступать в Московский институт международных отношений, но после смерти бабушки вдруг решил стать врачом. В институте сначала увлекся космической медициной. Однако пока наш первый врач-космонавт Борис Егоров не защитил докторскую диссертацию, никому другому никаких научных материалов не давали. Так мои детские иллюзии рассыпались в прах, и я решил стать хирургом. В 1972 году, закончив КГМИ, я пришел работать в торакальное отделение Республиканского онкологического диспансера, эндоскопия же тогда просто была моим хобби.
А когда и с чего Вы увлеклись авторской песней?
— Мама еще в детстве привила мне вкус и любовь к хорошей поэзии. И как-то случайно я услышал на магнитофонных катушках песни Булата Окуджавы. Сам-то я на гитаре играю плохо (как говорил мой друг Юрий Кукин: "Играть на гитаре на трех аккордах меня научили друзья-геологи. Своих учителей я не превзошел"). Но с Окуджавы, с Кукина, с песен Визбора и Клячкина все и началось: и бардовская песня, и настоящая дружба.
Осенью 66-го, будучи студентом-медиком, я попал в университет на первый концерт туристской и студенческой песни. В следующем году организовал подобный концерт в мединституте. Народу понравилось. Потом я создал там Клуб самодеятельной песни (КСП). Между прочим, в те времена в Казани только медики-то и пели, потому что после какого-то собрания композиторов республики (решивших, что самодеятельная песня — "не жанр искусства и не несет созидательной идеи, которая должна помогать молодежи строить и жить") университетский клуб закрыли. А тут еще Галич в Академгородке выступил…
Однако, несмотря на то, что по всей стране КСП позакрывали, мединститутский клуб, продолжал существовать. Мы давали концерты и в Казани, и в республике, и в других городах. Работая в больнице, по выходным я много и ездил, и летал, но в понедельник к утреннему рапорту уже был на работе. За один только 72-й год дал концерты в 38 городах. В результате, однажды покойный шеф, замечательный врач и человек Михаил Семенович Сигал сказал мне: "Володя, чтобы всерьез заниматься хирургией, нужно жить в клинике. А ты слишком много поешь, много ездишь. Есть очень интересная специальность "эндоскопия", которой ты уже, в общем-то, владеешь. За ней — будущее. Так что давай-ка займись ею по-настоящему". Вот и занимаюсь. Уже 38-й год.
Михаил Семенович прекрасно понимал значение эндоскопии для ранней диагностики раков. Он постоянно использовал для лечения онкобольных полученные эндоскопистами данные и пробуждал у нас интерес к научным поискам. Сначала мы работали в Онкодиспансере как эндоскопическое отделение, а с 1979 года — уже как Эндоскопический центр МЗ РТ.
— Но, Владимир Юрьевич, как же совмещается романтичность бардовской песни с прозой жизни (болью, смертью, натурализмом человеческой физиологии)?
— Вполне нормально совмещается, и одно другому нисколько не мешает. Работа выражает какие-то одни твои качества, авторская песня — какие-то другие.
А в эндоскопии, кстати, "натурализма человеческой физиологии" не много. Это удивительно красивая и нужная наука. Во-первых, она бескровная, потому что наши операции делаются изнутри, естественным путем. Во-вторых, очень гуманная, ведь целостность организма пациента не нарушается и, значит, он не испытывает нечеловеческих страданий. А в-третьих, я, и во время осмотра и во время операций, целыми днями любуюсь очень красивыми картинками.
Вот, например, это — фотография протеза (стента) пищевода. Ну, разве не красиво (на снимке ярко-розовый цветок, из сердцевинки которого тянется белая трубочка — прим. авт.)? А если полистаете мой эндоскопический атлас — итог двенадцатилетнего труда, то там вообще красотища необыкновенная. Вот где романтика, а вы говорите — "просто желудок", "просто трахея", "просто ухо", "просто бронхи", "просто двенадцатиперстная кишка"!
Чего скрывать, были у меня интересные предложения по работе и в Казани, и в Москве, и во Франции. Но всю жизнь я остаюсь в онкодиспансере, и потому что здесь создавался Центр; и потому что мне очень нравится то, чем я занимаюсь; и потому что считаю себя на своем месте; и потому что у меня потрясающие ученики.