Ставка больше, чем жизнь
Шрифт:
Осипов ждал, ерзал, даже начал обгрызать ноготь на указательном пальце. И тут его пронзила запоздалая мысль: ах, блин, надо было попробовать в Трейде убить к чертовой матери этот счет, обанкротить эту облезлую обезьяну, путь тогда попляшет, зараза!
И тут же он услышал, отчетливо услышал, как кто-то или что-то у него внутри, в самых мозгах, сказало: «Леша, остановись, ты плохо кончишь!» И интонация была четкая, интонация была совершенно конкретная – не предостережение, а констатация факта.
«Заткнись! – зло огрызнулся он. – Поговори у меня тут еще!»
И испугался.
Но тут на экран монитора взорвался энергичной анимацией, и на все девятнадцать дюймов выросло «Wou!», которое хакеры, бывшие владельцы машины, присобачили как сигнал успешного взлома. Осипов был в Транш-банке, и уже никто и ничто – ни внутренний голос, ни ангел-хранитель, ни безжалостная правоохранительная машина – не могло его становить.
На счету сидело восемнадцать человек со своими субсчетами. Открытие было не из приятных. Алексей начал читать список, как и положено, когда не очень представляешь, что же делать дальше, сверху вниз: Артемьев, Викторов, Григорович, Елисеев, Журба, Кадыров, Митник, Нерлер, Петросянц, Родионов, Тихвинский, Уфимцев… Стоп! Родионов, Роман Петрович! Рома Родионов! И этот там!
Такой удачи он не ожидал. Если, конечно, не однофамилец и не тезка, то именно с ним Осипов учился в Академии приборостроения и информатики. Были они в разных группах, но на одном факультете. Хоть и шапочно, но были знакомы.
Однако на его искренность рассчитывать не приходилось. В институте он был, что называется, себе на уме. Контакты только по делу, выгодному для него. Ну, а теперь, попав в эту лафу, паренек, наверняка, совсем оборзел. Такого придется колоть в поте лица своего.
Клиент Транш-банка, ежемесячно получающий перечисления в размере пяти тысяч долларов, оказался именно тем самым Родионовым, которого Осипов не видел уже два года, прошедшие после получения диплома. Приглядываясь и принюхиваясь к хитромудрому Роме, подступаясь и примериваясь, чтобы провести молниеносный прием, припечатать ловкача к ковру обеими лопатками, Осипов вскоре понял, что тот времени даром не терял. Пока Алексей, как ошпаренный, бегал за пивом для Завьялова и тусовался на Митинском рынке, Родионов уверенно поднимался вверх по социальной лестнице.
И об этом красноречиво свидетельствовали не только внешние атрибуты успеха – двухкомнатная квартира в элитном доме, отгороженном от мира неудачников и середняков высоким забором с охранниками по периметру, новенький БМВ, обтекаемый до такой степени, что казалось, к нему не пристает не только осенняя московская грязь, но и жизненные невзгоды, импозантные костюмы, которые хозяин менял с той же частотой, с которой чистоплотные россияне меняют блеклое от частых стирок белье.
Успех стал уже внутренним, въевшимся в каждую пору, в каждую хромосомную клеточку Романа. И все окружавшие его атрибуты успеха уже, что называется, не красили Романа, а напротив – соприкасаясь с хозяином, сами приобретали дополнительный блеск и лоск, не предусмотренный технологией их изготовления. Встретив этого человека даже на грибной тропе, даже в затрапезной брезентовой хламиде с дедовского плеча и обвислой фетровой шляпе времен начала освоения космоса, обмануться было невозможно – всякому было ясно, что это победитель.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Родионов не сразу узнал Осипова. Минуты две радушно улыбался, силясь вспомнить свою прежнюю жизнь, к которой уже не было возврата, вежливо спрашивал о делах, о перспективах. И наконец-то, когда Осипов напомнил о курсовике по Паскалю, который когда-то дал передрать своему преуспевающему собеседнику, тот вспомнил. Хоть воспоминание было и не вполне приятным. Вспомнил, что стало понятно не по дежурному «да, как же, как же», а по мелькнувшей в глазах досаде.
Предложил подбросить до дома, хоть и потерял уже к Алексею всякий интерес. Мент он и есть мент, и возобновлять с ним знакомство было бы совсем уж противоестественно.
Однако Осипов предложил совсем уж несусветное: «А, может, к тебе двинем? Вспрыснем встречу, повспоминаем годы молодые».
Роман удивился такое ломовой непонятливости. Казалось бы, уже как десять лет в стране капитализм, а этот все ещё живет какими-то дремучими отцовскими иллюзиями. Ответил, почти откровенно, что дома у него бардак, поэтому пригласить к себе никак не может, стыдно перед старинным приятелем.
Все это было понятно и заранее. Поэтому у Осипова на руках был козырь, который позволял не набиваться в гости в качестве бедного родственника, а стать гостем желанным, зазываемым, затаскиваемым за рукав с заискивающей улыбкой. Кто же не пригласит в гости знакомого милиционера, у которого есть сведения о грозящей тебе по их ведомству большой неприятности?
Поэтому через полчаса Осипов и Родионов уже сидели за наспех накрытым столом и совершали пробное чокание.
– Так что там стряслось-то? – неумело пытаясь скрыть тревогу, спросил Родионов.
– Да так, ничего особенного, – начал Осипов с правильной интонации. – Обычная история. Налоги платят только одни идиоты. Все же остальные изо всей силы увиливают. Ну, и кто-то попадается. Единицы.
– Ничего не понимаю! При чем здесь я? – совершенно резонно изумился Родионов.
– Да, конечно, Рома, ты здесь ни причем! Я же говорю, что никто не платит. Просто тебя случайно крючком зацепили. Только и всего.
– Но при чем здесь я? Чего цеплять-то? Я все плачу.
– С трех тысяч?
– С каких трех тысяч?
– Рублей. Не долларов же. У тебя ведь столько долларов отродясь не было.
– Ну, рублей? Ну и что? – Родионова разговор уже начал раздражать. Не столько сам разговор, сколько издевательские интонации, которые появились в голосе мента. – Сколько в кассе получаю, с того контора деньги и платит.
– А что за контора-то? Ты мне так толком ничего про себя и не рассказал.
– Да шел бы ты куда подальше! – Родионов наконец-то не выдержал и сорвался. – Тебе-то какое дело?!