Стеклянные крылья
Шрифт:
Нюбо обернулся и стал искать что-то на рабочем столе.
– Ага, Кернер, на этот раз ты задал хороший вопрос.
Он поднял к глазам скальпель.
– Этого я не знаю. Для начала хотелось бы понять, чем вообще сделаны эти порезы.
Судмедэксперт приподнял голову трупа, Нюбо сделал разрез на затылке, отложил скальпель и опустил лицо женщины к груди.
Йеппе знал, что следующий этап – вскрытие черепной коробки; мозг вынут и взвесят, разрежут на тонкие пластины и изучат. В конце его поместят в желудок, к другим органам, а кожу зашьют.
– Дай руку!
Йеппе вытянул руку – она затряслась над трупом без лица, лежавшем на столе.
– Что ты придумал?
Нюбо закатал рукав Йеппе, повернул руку ладонью вверх и прижал к тонкой коже запястья лезвие скальпеля поменьше.
– Вряд ли я смог бы сделать такие симметричные разрезы, как бы ни старался. Даже самым маленьким скальпелем.
Йеппе убрал руку и опустил рукав.
– Другими словами, мы ищем нестандартное орудие убийства.
– Другими словами, да, Кернер. – Нюбо помахал скальпелем, поблескивавшим от яркого света. – Мы ищем нестандартное орудие убийства.
– Мысли о самоубийстве?
Эстер де Лауренти задумалась над вопросом.
Психиатр рассматривала ее – между стекол очков без оправы залегла морщина, и она снова задумалась, может ли она, женщина шестидесяти девяти лет, воспринимать всерьез такого молодого врача. Сколько ему? Чуть за тридцать?
Эстер оглядела кабинет, сознательно избегая его тяжелого взгляда. Стену за его спиной закрывал шкаф из полированного орехового дерева со стеклянными дверцами, забитый книгами по психиатрии и медицине, а на остальных – современное искусство и бабочки за стеклами.
– Вас посещают мысли о самоубийстве?
Она явно слишком долго раздумывала. Эстер обратила внимание, что вопрос он повторил громче – на тот случай, если она его просто-напросто не расслышала, и тут же решила, что он ей не нравится. Идти к нему было рискованно. Некоторые ее ученые друзья горячо его рекомендовали, другим не нравились его методы. Мнения о молодом психиатре Петере Деманте ходили неоднозначные.
Эстер взяла себя в руки.
– Нет… эм, вообще нет, давно не было.
– Но они у вас были?
Он указал в ее сторону толстой шариковой ручкой «Монблан», как адвокат из кино.
– Как я уже говорила, год назад у меня было сильное потрясение, я потеряла двух близких людей. Впоследствии… после того как…
Эстер потянулась за стаканом воды, сделала крошечный глоток и вернула стакан на место.
– Тогда же я переехала из дома детства – мне было непросто. В тот период я пережила несколько мрачных моментов. Но это было давно. Отвечу на ваш вопрос в настоящем времени: нет, меня не посещают мысли о самоубийстве.
Он записал что-то в блокнот и стал смотреть на нее сквозь стекла очков.
– Тем не менее вы пришли ко мне. Зачем?
Да,
Депрессии у Эстер не было. Дни текли гладко, но ничего выдающегося не случалось. Она ушла на пенсию с должности преподавателя по литературе в Копенгагенском университете. Жила с комфортом в центре, в собственной квартире на Пеблинге-Доссеринген, которую смогла купить после продажи дома на Клостерстреде и которую делила со своим другом и съемщиком Грегерсом и двумя мопсами – Доксой и Эпистемой. Денег хватало, она была еще в форме и располагала кучей времени, чтобы реализовать писательские амбиции.
Только у нее не получалось ничего написать. Тот детектив, о котором она мечтала, Эстер забросила, а придумать что-то еще не могла. Идеи витали где-то далеко, всякий раз, когда она садилась за клавиатуру, на нее наваливались усталость и огромное нежелание работать. Вместо этого день за днем она тратила время на быт и повседневные дела: покупки, прогулки, чтение газет, обеды в компании друзей и так далее. У нее ничего не получалось. Шли дни.
– У меня ощущение, будто внутри все застыло. Остановилось. Мне не плохо, но я и не счастлива по-настоящему. Это о чем-то говорит?
Психиатр склонил круглое и гладко выбритое лицо набок и улыбнулся – улыбка быстро исчезла.
– Это о многом говорит, вы далеко не единственная. Депрессия – очень распространенное заболевание.
Эстер удивленно покачала головой – ее сережки даже задели шею.
– У меня не депрессия, просто… все остановилось.
– В каком смысле остановилось?
Она подумала, прежде чем ответить.
– Я как-то расклеилась летом, и мне сложно снова собраться. Не то чтобы я все время какая-то подавленная, просто…
– Бессоница? Как вы спите по ночам?
– Ну, я обычно просыпаюсь где-то в три-четыре часа.
– А как у вас с аппетитом?
Эстер пожала плечами. Вообще за последние пару месяцев она сбросила четыре килограмма, как-то не хотела есть.
Психиатр снял очки – отточенным движением, которое должно было продемонстрировать его авторитет, – и серьезно на нее посмотрел. Эстер тут же раскусила его прием, но с раздражением отметила, что он сработал.
– У вас полностью поменялась жизнь, когда вы вышли на пенсию, а кроме того, пережили две смерти. Вам тяжело есть и спать, и вас не отпускает ощущение подавленности. Я все верно понял?
– Да, верно.
– Мне кажется, у вас травма. Возможно, сами вы этой остроты не замечаете и не считаете, что у вас депрессия. Полагаю, вы привыкли сжимать зубы и идти вперед. В то же время вы из тех, кого я называю незрелыми. Те, кто не пасует перед трудностями и несчастьями, отказывается считать себя жертвой. Борец, крепкий орешек.
Эстер почувствовала, как теплая волна дурноты поднимается по горлу и растекается по лицу.
Она отвернулась от взгляда его колких глаз и стала рассматривать то, что висит на стенах. Кому вообще придет в голову собирать изувеченных бабочек?