Стеклянные слёзы
Шрифт:
Прошлое не отпускает. Даже в мелочах: в суматохе лет, череде событий, в памяти нет-нет, да всплывает вкус детства с приторной сладостью фруктового мороженого на губах, а почти забытая песня из девяностых ассоциируется с выбитым зубом в драке на танцплощадке. Настоящее, да и грядущее тоже, неразрывно связаны с прошлым, как расходящиеся круги от брошенного в воду камня.
Мой двоюродный брат Игорь арендовал заброшенный ангар и оборудовал там небольшую автомастерскую. Грамотный персонал, приемлемый ценник: народ потянулся! Но в первые же месяцы работы заявилась банда рэкетиров
На следующий день из подкатившего к ангару джипа высыпались четверо отморозков во главе с Гемке. Уверенные в собственной безнаказанности подонки принялись крушить в ангаре всё, что попадалось под руку, но не тут то было.
Мы дали отпор незваным гостям и обратили их в бегство. В конце девяностых брат совершенно легально приобрёл парочку сигнальных пистолетов СП-81 и полсотни патронов к ним, а нынче они ох как пригодились!
То-то, вам доложу, был фейерверк! Братки отступили и в панике ретировались, бросив на поле боя своего предводителя. Сам Гемке получил сильные ожоги: одна из звёздок сигнального патрона, срикошетив от стены, запуталась в складках одежды. Мы тут же вызвали скорую помощь и позвонили в милицию, а прибывший наряд надел на нас наручники.
В обезьяннике меня и Игоря, отобрав паспорта, продержали трое суток и с пристрастием выбили признание в покушении на убийство. Взварова принимала в этом непосредственное участие, а развалить дело удалось уже позже. Я предусмотрительно установил в ангаре две камеры, которые и зафиксировали всё действо, но в итоге Гемке отделался лишь двумя месяцами содержания в следственном изоляторе и потерей хлебного местечка. Бывшие подельники тут же открестились от своего главаря: кому нужен чемодан без ручки? Тем не менее, я всё же принял решение о смене места жительства.
– А я-то думала, что ты уехал из-за меня, – осторожно прокомментировала Шурочка.
– Твоё замужество стало последней каплей. Откуда ты знаешь Гемке?
– Герман – мой дядя, – просветила меня Александра. – Но я ничего не знала о его делишках, честное слово. И всегда была уверена, что Гемке уехал из страны по политическим мотивам.
– Твой дядюшка – жуткий проныра, но я ему мысленно аплодирую: умудрился выдать двухмесячную отсидку в «Крестах» за происки «кровавой гэбни» и получил статус беженца. Ты давно с ним виделась?
– Мы никогда толком и не контачили. После отъезда от Германа было единственное письмо с фотографией, на этом всё.
– Покажешь?
– Если найду. В бюро у меня настоящий кавардак. Но предупреждаю: конверт я выбросила, он без обратного адреса.
Я сразу узнал Гемке в мужчине на фотографии. Гемке с длинной глазастой рыбой в руках и прильнувшая к нему брюнетка в громадных солнцезащитных очках, улыбаясь, позировали фотографу под кроной дерева с множеством зелёных, шипастых плодов. На обороте красовалась надпись:
– Жена, наверное, – предположила Александра. – Я все-таки переживаю за Вяземцева, Андрей.
– Какой-то совестливый воришка к ним забрался. Подломил сейф, но оставил денег на расходы? Что-то не так с этой Елецкой. Шурик, ты когда-нибудь заглядывала в сейф мужа?
– Нет, конечно. Когда мы были женаты, Вяземцев запретил мне даже заходить в кабинет без стука и никогда не отпирал сейф в моем присутствии. Я знала, что в сейфе хранятся наличные и пистолет, Виктор называл его Чижом.
– CZ-75 – убойная штуковина, откуда у Вяземцева разрешение на подобное оружие?
– Деньги решают всё, – пожала плечами Шурочка.
– Кольца и браслеты, шляпки и жакеты… – с едва прикрытым сарказмом процитировал я. – И ведь ни одна из женщин Вяземцева даже не задумалась, что его расходы в разы превышают доход даже среднего класса. Вывод: украли нечто более ценное, а Елецкая под эту марку отстегнула себе деньжат.
– А ты злой, Дубровский, – с упрёком проговорила Александра. – Я видела Лизу всего несколько раз, но если она темнит, надо что-то делать, нельзя же просто сидеть, сложа руки.
– Предлагаешь навестить Елецкую? – Я снова выглянул в окно. – Ух ты, а мужик-то до сих пор тут. И от Взваровой в кустах спрятался, дурачок. Невдомёк, что для нас он, как на ладони.
– Дай-ка я посмотрю. – Шурочка подошла ко мне, внимательно вгляделась в незнакомца. – Он – иностранец.
– Думаешь?
– Уверена. Как-то на день рождения Виктор подарил мне тур на Гоа. Времени было в обрез и, чтобы не сильно выделяться в толпе, я взяла с собой повседневную одежду, как можно больше отвечающую местному менталитету, и крем для автозагара.
– Надо же: а мне всегда казалось, что женщины наоборот стараются привлечь внимание к своей персоне.
– Прекрати паясничать, Андрей! – рассердилась Александра.
– Молчу, молчу.
– Так вот! – Жена подбоченилась с торжествующим видом. – Пальтишко этого мужчины не что иное, как шервани.
– Шурик, извини. – Я протестующе скрестил руки. – Не успеваю за ходом твоих гениальных мыслей.
– Смуглый оттенок кожи и совсем неброское шервани: в Питере его вполне можно принять за полупальто. А главное: профессор Леонов как-то обмолвился, что Виктор стал сорить деньгами вскоре после их совместной командировки в Хайдарабад.
– Значит, этот мужик – индус?
– Правильнее – индиец! Индус – это тот, кто исповедует индуизм. О, Господи! – Шурочка воздела руки к небу. – Я вышла замуж за неуча!
– Что поделать – любовь зла. То есть, ты намекаешь, что исчезновение Вяземцева как то связано с той командировкой? Значит, поиски надо начинать с Леонова.
– Именно! Индиец здесь не просто так.
– Индус! Мне так привычнее. Пойду, спрошу, какого рожна он тут ошивается.
Я вышел из дома через чёрный ход и, описав по лесочку круг, подкрался к затаившемуся в кустарнике индусу и похлопал незнакомца по плечу. Память услужливо преподнесла на блюдечке знакомую с детства фразу.