Стеклянный шар
Шрифт:
На Лиду, к её счастью, никто не глянул, будто не было её в коридоре. Она не без удивления узнавала лица, регулярно мелькающие на экранах телевизоров. Чиновники первого эшелона власти, министры. Лида узнала не всех, она никогда не интересовалась политикой, но жить в информационном вакууме, естественно, не удавалось.
– По поводу транспортировки решаем, – продолжил тот же мужчина, его Лида не вспомнила. – Подниметесь позже? – он показал глазами на потолок, видимо, кабинет, где «решалось по поводу транспортировки», находился этажом выше.
– Сейчас, – отрезал
Марина Ивановна крепко взяла Марселя за руку, тот покосился на бабушку, хотел было вывернуться – жест стал очевиден всем окружающим, – тут же остановил сам себя и сжал мальчишеской ладошкой старческую руку. Не принимая поддержку, а оказывая.
Лида вошла четвёртой, после врача, Марины Ивановны и Марселя. Первое, что бросилось в глаза – стоявший по стойке смирно персонал в новых медицинских костюмах, хрустящих халатах. Пять человек собрались в крошечном кабинете перед прозрачной дверью в основной зал, напряжённо следили за каждым движением начальства и очередных высоких гостей.
Медицинскому персоналу заштатной районной больницы приходилось нелегко. На здравоохранение, все последние годы работающее на энтузиазме и благодаря отсутствию рабочих мест для персонала больницы в других отраслях, вдруг свалился представитель списка Форбс. Следом – одна высокопоставленная делегация за другой. И всё это без присутствия вездесущих СМИ, дающих хотя бы мифическую защиту от власть имущих.
Удивительное дело, в крохотном районном городке, кишащем слухами о чудесном спасении самого Фролова, единственную на всю округу больницу не атаковали репортёры. Действительно, люди, подобные Милославскому, свой хлеб едят не зря.
Реанимация, в отличие от всей больницы, производившей удручающее впечатление, оказалась просторной и светлой. На нескольких кроватях лежали пациенты, стояла аппаратура, издающая пищащие, дребезжащие, ухающие, пугающие обывателя звуки.
Начальник по медицинской части широкими шагами прошёл вбок, к отдельно стоящей ширме. Там, на высокой медицинской кровати, разительно отличающейся от тех, на которых устроили других пациентов, лежал Иван и смотрел в потолок.
Лида замерла. Мелового цвета лицо мало что выражало, руки, устроившиеся поверх белого постельного белья, были белее простыней, выделялись ногти синюшного оттенка и волосы, казавшиеся темнее обычного.
– Ваня, – шепнула Марина Ивановна, Иван перевёл взгляд на мать, слабо улыбнулся.
– У вас пара минут, – предупредил Дмитрий Сергеевич, отходя в сторону.
– Ты меня узнаешь? – не обращая внимания на слова врача, сказала несчастная, прямо сейчас бледнее сына, мать.
– Узнаю, – он даже усмехнулся, перевёл взгляд на топчущегося рядом с Лидой Марселя. – Здорово, парень. Где Борщ?
– Дома, – пискнул Марсель.
– Хорошо. Ты за бабушкой присмотри, как-то она неважно выглядит, понимать должен – возраст.
– Нельзя такого говорить про женщину, – ещё тише ответил Марсель.
– Говорить нельзя. Приглядывать надо, – кивнул Ваня, сделав слабый знак рукой, чтобы Марсель подошёл ближе. Попытался обнять сына, получилось с трудом, но парнишке хватило и этого едва уловимого контакта, чтобы почувствовать себя лучше. Пока Марсель громко сопел, дыша куда-то в район шеи отца, Иван не отводил взгляда от Лиды.
Они молчали – не могли, не хотели облекать чувства в слова. Произносить вслух. Тратить мгновения на пустые колебания воздуха. Ваня был жив. Жив. Остальное отходило, отлетало на космической скорости в сторону.
Как же прав был дедушка, когда говорил «смерть не выбирает», выхватывает больных и здоровых, молодых и старых, богатых и бедных. Все равны перед кривым ликом чудища с косой. Пока человек жив – есть шанс на всё, что угодно, любое чудо возможно.
– Привет, – наконец, выдохнул Ваня. Марсель уже отошёл от кровати и прямо сейчас упрямо прятал слёзы. – Кажется, встречаться в больницах становится у нас традицией.
– Плохой традицией, – ответила Лида. Подошла ближе, аккуратно взяла Ваню за руку, белые пальцы слабо сжали в ответ. Простой жест дался Ивану с трудом.
– Оставим её в старом году, – шепнул Ваня, закрывая глаза.
– Оставим, – согласилась Лида.
– Достаточно, – вмешался Дмитрий Сергеевич, давая понять, что время посещения истекло.
Глава 20
Больше трёх суток прошло с момента, как Фроловы с Лидой прилетели в небольшой городок, пронизанный трескучим морозом, заунывными ветрами и метелью, начавшейся почти сразу после их прилёта. Природа словно предоставила крошечное окошко в непогоде, чтобы дать возможность воссоединиться родным, а до этого – спастись пострадавшим.
Как стало известно – и в дальнейшем это подтвердили многочисленные экспертизы и комиссии, – незначительная поломка привела к внештатной ситуации на борту вертолёта. Экипаж принял решение садиться, долго кружил в поисках пригодной площадки, а после, перед самой посадкой, когда до земли оставались считанные метры, у аппарата отказали все системы. Машина попросту рухнула и загорелась, благо, малая высота не привела к большей катастрофе.
Два члена экипажа погибли на месте, в этом не было сомнений. Выжившие были дезориентированы, кто-то получил тяжёлые травмы, кому-то повезло больше. Произошедшее Иван вспоминал с огромным трудом, урывками. Несказанная удача заключалась в том, что выживший помощник пилота, Селиванов Степан, оказался из местных жителей и увлекался охотой. Лес он знал не только сверху, но и снизу.
Сориентировавшись на знакомой местности, он вычислил, что относительно недалеко есть заимка, где можно переждать непогоду, дождаться помощи, обогреться, найти еду. На дорогу в несколько километров ушла половина светового дня и остатки человеческих сил.
Один из серьёзно пострадавших находился без сознания, бросить его не могли, хотя по всем законам выживания именно так и необходимо поступать. Кое-как смастерённые волокуши из подручных материалов, в основном хвойных веток и разорванных тряпок для связывания, с человеком без сознания на них, отнимали последние силы.