Стелла искушает судьбу
Шрифт:
Эльвира и Аня проходили между актерами, поправляя кому прическу, кому грим. Впрочем, только у тех, кто стоял впереди. До Стеллы они не дошли.
Мужчины, скрывая под напускным пренебрежением к «мелочам жизни» неловкость, продолжали шутить насчет того, что в этом зале целые, без дырок носки, наверное, только у режиссера, да и то потому, что ему разуваться не надо!
Михаил Георгиевич восхитил Стеллу, заявив, что и у него носки рваные: что поделаешь? — дефицит! Но разуваться не стал. Врал, видно. Однако все развеселились.
Режиссер
И съемка началась. Сначала казалось, что все не так уж и сложно, но через три часа «полетов» у Стеллы уже кружилась голова и невыносимо болели уставшие руки.
Около девяти объявили перерыв. Почти все разошлись, и только групповка осталась — была ли это блажь Светланы Ивановны или и вправду так положено, Стелла не знала, да и не задумывалась — слишком устала. Примостившись в кресле режиссера, как была без туфель, девушка принялась высматривать Ирину, которая, освободившись одна из первых, долго не уходила, будто не хотела оставлять свою протеже без моральной поддержки. За это Стелла была ей жутко благодарна, но вот теперь она куда-то исчезла…
На подлокотник кресла кто-то грузно опустился, запахло кофе и хорошим коньяком, и Стелла вздрогнула, сообразив, что заняла место режиссера. Собираясь встать и извиниться, она подняла глаза… Рядом с ней сидел знаменитый Огульников и с любопытством ее разглядывал.
Ей вдруг страшно захотелось есть, и она неожиданно для себя разозлилась.
— Какие мы симпатичные, — промурлыкал герой-любовник. — Ей-богу, девушка, мне ваше лицо знакомо… Интересно откуда?
Стелла и сама не поняла, как это случилось. Будто сумасшедший бесенок, которому взбрело на ум пошутить, вселился в нее и спровоцировал на откровенное хулиганство.
Она томно взглянула на Огульникова, хлопнула длинными ресницами и, нарочито имитируя деревенский выговор, выдала:
— Ой, да ладно! Меня тута все знают! А вот ваше-то лицо… откудова мне знакомо? Ума не приложу!
Огульникова будто окатили холодной водой, он вскочил, прошипел что-то сквозь зубы и гордо удалился. По рядам актеров пробежал приглушенный смешок.
Стелла сама испугалась своего нахальства и сидела замерев, точно не решаясь встать.
Возвратились осветители, пришли Эля с Аней, а Стелла все сидела.
Вдруг к ней подошел оператор — тот самый высокий худощавый мужчина в очках, с которым так долго говорил режиссер, и протянул ей руку:
— Меня зовут Егор.
— Стелла…
— Очень приятно. — Не добавив больше ни слова, он ушел к своей камере, а из темноты коридора вынырнула Ирина с чашкой и парой печеньиц в руке:
— На,
Горячий чай пошел Стелле на пользу, она как будто очнулась.
— Однако ты буйная девушка. Тебя без присмотра лучше не оставлять, — со странной интонацией произнесла Ирина.
— А что? Что я сделала?
Ирина пожала плечами:
— За пять минут приобрела опасного врага и не очень надежного союзника…
— Союзника? Это Егора? Но его же тут не было, когда я…
— Подруга, через пятнадцать минут вся съемочная группа будет знать, как ты наплевала в женолюбивую душу нашего красавца! И многие женщины получат повод позлорадствовать…
Съемки закончились в двенадцатом часу. Стелла так устала, что у нее не было сил идти к Лене Петровой — сдавать свое зеленое шуршащее платье. Ирина ее успокоила, сказав, что Лена наверняка уже спит, и, порывшись в одном из своих необъятных чемоданов, выдала девушке черное сатиновое короткое кимоно с вышитым на спине драконом.
— Можешь не возвращать, — буркнула Ирина. Потом, видимо решив, что девушка может обидеться, гораздо более мягко сказала: — То есть я тебе его дарю… Оно, конечно, не новое, но стираное.
— Спасибо…
— Пошли к Сиротиным чай пить. Они приглашали.
— А спать?
— Какие мелочи! — ухмыльнулась Ирина.
Едва они расселись у стола, на котором стояли четыре большие кружки, в одной из которых булькал кипятильник, пачка чаю — грузинского, с «бревнами», коробка с рафинадом, рядом возлежал подсохший батон, при виде которого Стелла воспрянула духом, как раздался стук в дверь.
Сидевшая с краю Ирина, которая успела облачиться в длинный шелковый темно-синий с пышными красными розами по подолу халат, встала и открыла дверь.
Комнату освещал только небольшой торшерчик, свет от которого падал лишь на стол, и пришелец, видимо, не разглядел толком ни Ирину, ни остальных присутствовавших.
В коридоре стоял высоченный плотный мужик с немыслимо красной рожей.
Стелла вспомнила предупреждение Лены Петровой и перепугалась за судьбу цветных паласов, устилавших полы в обеих комнатах номера.
— Д-двушку д-дай? — неуверенно произнося слова, промычал краснорожий.
— Нет у меня двушки! — грубо ответила Ирина и попыталась закрыть дверь.
— Че-его х-хамишь? Я тут знаешь кто? А? Я д-ди-ректор!
— Знаю. Но все равно не дам. Идите-ка проспитесь…
— Н-ну, ты у меня… — Господин директор с неожиданным для его комплекции и состояния проворством шагнул вперед, отодвигая Ирину, и щелкнул выключателем. Свет залил комнату. Стелла зажмурилась. — А-а… Это тут та душечка-пампушечка, которая нахамила Дрюне? А он мне друг! Но я тебя не осуждаю… Я бы сам ему хотел по морде дать… Иногда… Хм, и правда душечка-пампушечка. У-тю-тю! — Он, по-обезьяньи вытянув губы, двинулся к похолодевшей Стелле.