Стелла
Шрифт:
"Все мужики — сраное мудачье, а любовь — несуществующий бред для наивных дур, которые верят ублюдкам, а потом ходят со слезами в глазах и болью в сердце."
Я собрала чемодан и посмотрела на часы, вставив в ухо блютуз и поправляя строгое пальто в пол, черно цвета. Кашемировая ткань приятно согревала, а простая белая хлопковая футболка и джинсы, говорили о том, что меня ждут в прихожей кроссовочки.
Сегодня я ехала домой. Это обычная плановая поездка к папе с мамой, перед вылетом в
Поэтому быстро схватила чемодан, и поправив две косы у зеркала, надела солнцезащитные очки и проверила все ли документы на месте.
Я любила Львов. И очень хотела снова попасть в свою любимую шоколадню и пивоварню, через два проспекта за ней.
Но кто же знал, что судьба опять столкнёт меня с этим ублюдком?
Всю дорогу из Киева во Львов, я лупилась в монитор и слушала музыку парнишек, чтобы понять их характеры. Рисовала постоянно. На полу купе "SV" не было живого места от обрывков бумаги.
Я поймала идею, но чем больше смотрела на собственных моделей, тем больше понимала, что в классическом понимании модного стиля это будет полный провал. Мои габаритные мальчики выглядят в таком слишком брутально. Это меня и пугало. Я впервые боялась, что мои холсты попросту окажутся обычными картинками из сети.
Дешёвыми, не эстетическими, лишенными вкуса и стиля.
Когда выходила на вокзале, продолжала слушать какофонию непонятных слов, и вскоре поняла, что она начинает мне нравится.
Спокойно поймала такси у вокзала и, назвав адрес водителю, поспешила позвонить маме.
— Мусь, привет! Я приехала.
— Моя ти зiрочка! *(Моя ты звёздочка). Слава богу! Тато хотiв вже iхати за тобою. *(Папа хотел уже ехать за тобой)
— Не надо, Мусь. Я почти дома. Мы уже проезжаем Лечаковское. Скоро буду, — я улыбнулась в трубку и посмотрела на вечерний город из окна.
Мы как раз проезжали кладбище, и я всмотрелась в толпу туристов, которая пыталась попасть на его территорию. Сейчас слишком поздно. Обычно на него пускали только днем. Это самое загадочное место в моем родном городе. Смешно, но вход в него платный, как в музей. А всё потому что некоторым захоронениям здесь свыше четырёхсот лет.
Никогда не понимала этой дикости! Но люди так пёрлись на него, чтобы посмотреть на старинные склепы и надгробья, что иногда это вызывало улыбку.
— Ну, тодi най буде! Ждемо! *(Ну, тогда хорошо! Ждём!)
Я улыбнулась в трубку и запахнула полы пальто плотнее. Осень. Дома она другая. Особенная, и от того ещё противнее. Потому что просыпалась глупая сентиментальная дура, и так и нашептывала:
"Ты тупая феминистка! Останешься такой до конца своей жизни… Ду-у-уу-ра!"
Такси затормозило в нашем дворе у знакомого парадного, под которым уже стояли мама с папой. Я вышла из машины и тут же попала в капкан маминых рук. Она тепло прижала меня к себе, пока нас обнял отец.
— Хорошо, что ты дома, доченька! — прошептал огрубевшим голосом папа и пригладил меня по волосам.
— Спасибо, папочка! — я приластилась к его руке и рассмеялась, тут же получив щелчком по носу.
— Как там Киев? Дядя Дима писал, что хотел прилететь на выходные к тебе, но всё никак не соберется со своей экспедиции в Алма-Аты.
Папа взял мой чемодан, и расплатился с таксистом, пока мама не выпускала меня из рук ни на секунду.
— А что ему станется? Он совсем помешался на своих мотыльках, да сверчках. Я говорила с ним, — мы начали подниматься на наш этаж, а я кривиться всё больше.
Всё потому что из каждой двери кто-то должен был обязательно выглянуть. То мусор вывалить в черном убогом пакете, то коврик поправить.
Как же!!! Это ж модельерша приехала. Зависти полон рот, что их детки на рынке овощами торгуют. Только вот кто им мешал пахать, как я?
Эти ядовитые мысли тоже стали результатом того, как меня потрепала жизнь в родном городе. Об этом гудели все.
Ещё бы! Свадьба! Уже и у парадного украинский свадебный венок на входе. Все знали, что Светочка замуж выходит.
Годами наблюдали за мной и моим женишком. Как же! Со школьной скамьи вместе. Чистая и непорочная любовь. Я у него первая, и он у меня.
"Трижды "ха!"
Мы вошли в квартиру, а в нос тут же ударил запах еды. Мама опять полдня у плиты простояла.
— Мам? Ну, зачем? Я ж половину даже в рот не возьму! — сняла кроссовки и села на пуф у дверей, чтобы размять ноги, когда увидела ещё три пары обуви: мужской и женской.
— У нас гости? — подняла взгляд на маму, а папа только скривился и понес мой чемодан в комнату в конце правого коридора.
Планировка нашего дома очень старая, а квартиры огромные, поскольку это австрийский дом. Большой и очень старый. Высокие потолки, печки, которые раньше можно было растопить, и камин прямо в гостиной.
Проследила за тем, как папа скрылся в моей комнате, и опять посмотрела на маму.
— Овшанскi повернулись iз Кракова. Вирiшили i до нас навiдатись. *(Овшанские вернулись из Кракова. Решили и к нам зайти в гости.)
Мама потупила взгляд и поспешила в сторону гостиной, которая была справа в другом коридоре.
— Отлично, бл***! — перед моими глазами встало лицо этого ублюдка, и я сцепила челюсть до хруста.
Его мамочка с папочкой, явно не видят ни конца, ни края своей наглости. А третий кто? Невестка польских кровей? Ну, су**!