Степан Буков

Кожевников Вадим Михайлович

Прихватив черновые расчеты молодых инженеров, Буков и выступил на заседании партийного комитета твердо, непреклонно, да еще по такому крупному вопросу. И показал себя при этом спокойным, выдержанным. Когда ему бросили реплику с вопросом об образовании, Буков спросил иронически:

– У кого? У меня? Не самое высшее. Но расчеты, которые я вам представил, товарищами произведены по моему заказу. У них образование у всех самое что ни на есть лучшее.

– Столько людей успели допросить, да еще с пристрастием, диспетчеров, водителей, дорожников - просто обвинительный акт!

– А у меня опыт, - сказал притворно-добродушно

Буков.
– Служил в Особом подразделении, доводилось всякий розыск вести.

– А теперь против кого же ведете?

– Зачем против? За!
– удивился Буков. Добавил твердо: - Я же слышал, на автобазе выступали люди; пятьдесят процентов порожний прогон. А сейчас за что автотранспорт борется? За то, чтобы порожних рейсов не было. Под погрузкой стоят с невыключенным мотором, жгут зря горючее. Простой экскаваторов тоже. У прикрепленной машины баллон, допустим, спустит, жди, томись в бездействии. Водители сами толкали на то, чтобы задуматься.

– А теперь вы толкаете?

– Не я, - улыбнулся Буков.
– Дело!

Приняли решение создать комиссию.

Буков попросил жалобно:

– Только меня вводить не надо. Сергея Струнникова, пожалуйста. Сильно смышленый товарищ. А я только так, на подхвате.
– Произнес извиняющимся тоном: - Я знаете как волновался! Боялся, собьюсь или кто собьет. А вот слушали.
– Признался, потупившись: - Трусил, конечно. Поэтому, может, излишне на голос нажимал. Заметили?

Секретарь парткома Лебедев попросил Букова задержаться, спросил, когда остались наедине:

– Ты что же, без разведки - и сразу в бой? Мы к бюро этот вопрос готовили, занимались. Ну ладно, обошлось. А мог бы и сорваться.

Буков сказал:

– Самосвал, он где себя показывает? На выемках грунта под большое сооружение. А тут добыча на года рассчитана. Транспорт не временный, а постоянный нужен. Чтоб он, как конвейер, действовал от завода, и заводу только служил, и на стоимости продукции не сильно отражался.

– Смотри, какой знающий!

– Это не от себя, от людей, - сказал Буков. Пояснил: - У меня память на хороших людей. От каждого чего-нибудь прихвачу.
– Сообщил радостно: Вот молодые ребята, инженеры, приняли меня в свою компанию. Набираюсь полезного.
– Попросил: - Надо бы их транспортер тоже обсудить. Со свинцового рудника предлагают тянуть. Руду, полагаю, выгода, а насчет породы - это лишнее хватили: в отвал тянуть - себе дороже получится.

– А свою жизнь как обустроил? Почему бессемейный?
– спросил Лебедев.

– Не довелось.

– Подходящую не нашел?

– Нашел, да тут же и потерял окончательно.

– Война?

– Нет, в мирной обстановке.

– А моя при мне сохранилась, санбатская. Зашел бы!

– Чего же, зайду, - согласился Буков. Помедлил, помолчал, потом произнес увещевательным тоном: - Только ты завышенно обо мне не думай. Я, по существу, с чужими мыслями только выскочил. В одиночку не додумался бы.

Вышли они из парткома вместе.

Неба было просторное, звездное, светящееся, далеко в пространстве зазубренная горная гряда с застывшими потеками ледников на вершинах. Ветер с гор был прохладный, с запахом родниковой воды. Лебедев кивнул на горы:

– Вот она - холодильник и фабрика рек, на все века. Солидное сооружение природы.

– Подходящее, - согласился Буков.
– Но мы тоже кое-что от себя можем выдать заметное.

–

Для того и живем, - улыбнулся Лебедев щекой, глубоко впавшей, с бурыми следами шва.

– Откуда отметина?
– осведомился Буков.

– Из воздушного пространства, - сказал Лебедев.
– Я фрица подбил, он меня тоже. Сыпались оба на парашютах. Он в меня из парабеллума, а я его из ТТ приветствую. На земле продолжили. Фрицы на машинах к месту приземления спешат. Ну, думаю, все. Но ведомый сначала прошелся штурмовкой, потом сел, открыл обтекатель за кабиной, я туда - взлетели. Спасибо сказать долго не мог. Ничего не получалось, пока щеку не зашили. Жена скобки накладывала. Боли не чувствовал, тревожился только: она у меня красивая, а я после такой штопки, думал, получусь не очень. А все же до сих пор любит!

– По этой линии я только ушибленный. Не организовалось у меня счастье, - мрачно сказал Буков.
– Взошла на горизонт подходящая, на бензозаправщике работала. В кино вместе ходили, и так просто. Я ее все время нудил: "Учись!" И уговорил. Поступила в автодорожный техникум в другом городе. Написала, будто из-за сильной любви ко мне только послушалась. Конечно, спасибо за это. Но разве так только любовь выражают? Ответил: "Значит, учись". И на этом писать кончил. Она, конечно, обиделась.

Спросил обеспокоенно:

– Может, я чудной?

– Душевный. Вот ты кто, - твердо сказал Лебедев.

– Хватил через край, - застеснялся Буков. Поспешно пробормотал: - Ну, пока.
– Свернул к стандартному дому - общежитию для холостяков.

XX

Как в тяжелые нервные военные годы, так и в спокойное послевоенное время Степан Буков в общем сохранял свой живой вес в норме с плюсом или минусом в три-четыре килограмма. Терял он обычно от переживаний. Расстраивался для посторонних незаметно. После смены походка становилась тяжелая, сердитая, если во время работы от глупости других случались неполадки и от этого он простаивал.

Он просто на глазах мог отощать, сидя в кабине экскаватора и беспокойно поглядывая в дверцу с опущенным стеклом, когда случался простой. Если же все обстояло нормально, он сидел в кабине экскаватора с выражением блаженного отдыха на лице, какое бывает у летчика, доверившего машину автопилоту. Только вся разница: Буков с этим выражением на лице ворочал рукоятями контроллеров, то беря их на себя, то отдавая вперед, работал ногами на педалях, вертя головой то вправо, то влево, поскольку не было у него такого прибора - автомашиниста, на который можно положиться почти как на человека. Это летчик может лететь по прибору, на землю не глядя, по тысяче километров в час отхватывать запросто. А у Букова каждый метр забоя - серьезное, ответственное пространство. Тут, как Зуев любил наставлять, надо все время аналитически мыслить и оперативно оценивать каждый факт. Вот крупногабаритный кусок, можно его ковшом подцепить на зубьях и свалить в думпкар, но ведь так и повредить емкость недолго. Приходится сначала наваливать подушку из мелочи, а потом сверху положить крупный габарит. Вот куски руды обнаружились, надо их подлопатить в сторонку, пока идет выборка породы. Потом, когда руда пойдет, прихватить и эти куски. Клад не клад, а все же ценность. Выскреб жилку на полковша - ювелирная работа. А ковш не совок, емкость - вагонетка на восемь кубов. Он сумеет и коробку спичек с земли поднять так же, как глыбу камня многотонную.