Стигматы Палмера Элдрича (сборник)
Шрифт:
Он зашагал среди развалин по едва заметной тропинке, все остальные, в том числе и Николас, зашагали за ним гуськом.
– Иногда уходит несколько недель, — сказал Блэр через плечо, — чтобы полностью «прочистить мозги», отделаться от всего, чем ты был нашпигован за пятнадцать лет просмотров телепередач. — Он на мгновение остановился и как–то очень искренне сказал:
– Рассудком ты уже со всем этим примирился, но я знаю, что сердцем, душой еще нет. Для этого нужно время. Никакого Йенси нет и никогда не было. Никогда, мистер Сент–Николас.
–
– Йенси никогда не существовал, хотя война поначалу и в самом деле была, посмотри только. — Он показал на развалины, раскинувшиеся на многие мили, на Чейенн. — Но Йенси изобрел Стэнтон Броз, воспользовавшийся идеей западногерманского продюсера, жившего в прошлом веке, ты, наверное, слышал о нем. Но тот умер до того, как ты появился на свет, а они все еще показывают его документальные фильмы: «Победа на Западе», двадцатипятисерийный фильм о Второй Мировой войне. Я смотрел его еще ребенком.
– Ну конечно, — сказал Николас, — Готтлиб Фишер.
Он видел, причем много раз, этот ставший уже классическим документальный фильм, который ставили на один уровень с такими фильмами как «Головокружение», «На западном фронте без перемен» и «Голубой ангел».
И он изобрел Йенси? Готтлиб Фишер? Николас шел за четверкой бородачей, совершенно сбитый с толку, и очень хотел прояснить все сразу.
– Но почему он это сделал?
– Чтобы добиться власти, — ответил Блэр не останавливаясь; они уже очень спешили, стремясь как можно быстрее добраться до своего «логова», глубокого подвала, который уцелел под водородными бомбами, превратившими эту местность в «горячую зону».
– Ага, — понимающим тоном повторил Николас, — чтобы добиться власти.
– Помнишь, Фишер исчез во время того злополучного полета на Венеру.
Он хотел стать одним из первых покорителей космоса, он не мог не отправиться в тот рейс, и на этом для него все закончилось, потому что…
– Я помню, — сказал Николас. В газетах тогда появились огромные заголовки. Преждевременная смерть Готтлиба Фишера; топливо, хранившееся в трюмах его космического корабля, вспыхнуло при повторном вхождении в…
Фишер погиб, не дожив до сорока, и никто уже не мог сделать документальный фильм, равный «Победе на Западе». Только в 90–е годы, незадолго до войны, появились интересные фильмы какого–то русского, советского режиссера, которые, впрочем, в Зап–Деме были запрещены… Как его звали?
Стараясь не отставать от быстро шагавших бородачей, Николас попытался вспомнить фамилию русского режиссера: Айзенблад. Тот самый Айзенблад, который, как только что сказал Блэр, фальсифицирует сцены войны для показа жителям убежищ, как в Зап–Деме, так и в Нар–Паке — они придают достоверность той лжи, из которой состоят речи Йенси. Так что жителям Зап–Дема не раз приходилось смотреть фильмы Айзенблада.
Разумеется, Восток и Запад уже не враждуют. Айзенблада уже никто не считает «вражеским» режиссером, как в те времена, когда Николаса Сент–Джеймса, его жену Риту и его младшего брата Стью буквально под дулами автоматов загнали в «Том Микс», как он полагал тогда, на целый год, ну самое большое, как предсказывали закоренелые пессимисты, — на два.
Пятнадцать лет. И из них…
– Скажите мне точно, — попросил Николас, — когда закончилась война?
Сколько лет тому назад?
– Мой ответ тебя огорчит, — сказал Блэр.
– Все равно, говори.
Блэр согласился:
– Тринадцать лет тому назад. На земле война продолжалась только два года, после года военных действий на Марсе. Так что тринадцать лет вам полоскали мозги. Извини, Ник, я опять забыл твою фамилию. А тебе не нравится, когда тебя называют Ником?
– Все равно, — пробормотал Николас. И подумал о Кэрол с Ритой, и старике Мори Соузе, и всех остальных — Йоргенсоне, Фландерсе, Холлере, Гиллере, Христиансее, Петерсоне, Гранди и Мартино, обо всех вплоть до Дэйла Нюнса, вплоть до политкомиссара Дэйла Нюнса. Знал ли Нюнс? Николас подумал: если Нюнс знает, я убью его собственными руками, и ничто меня не остановит. Но в настоящий момент это невозможно, потому что комиссар Нюнс закрыт там, внизу вместе с остальными. Но он был с ними не всегда.
Только…
Нюнс знал. Он только несколько лет назад спустился по шахте, прибыв к ним по поручению правительства Ист–Парка, от самого Йенси.
– Послушайте, мистер Джеймс, — сказал один из бородачей, — позвольте спросить вас, если вы не догадались о том, что война уже закончилась, зачем вы вышли на поверхность? Я имею в виду, что вы не ожидали увидеть здесь ничего другого, кроме сражений, а по телевизору они ведь все время твердят, я точно это помню, что появившихся на поверхности расстреливают на месте…
– С ним это чуть не произошло, — вставил Блэр.
– …из–за мешочной чумы и вонючей усушки, которых в действительности не существует. Эти две заразные болезни — еще одна их подлая выдумка, хотя мы на самом деле выпускали ужасный нервно–паралитический газ. К счастью, советская ракета накрыла химический концерн в Нью–Джерси, где его производили, вместе со всем персоналом. В той зоне, где мы находимся, радиация все еще высокая, хотя вся остальная поверхность Земли…
– Я поднялся на поверхность, — ответил Николас, — чтобы купить искусственную поджелудочную железу. Искусственный внутренний орган. На черном рынке.
– Да нет тут никаких искусственных органов, — сказал Блэр.
– Я бы…
– Да нет их! Вообще нет! Их не могут получить даже йенсенисты, потому что они все «закреплены» за Брозом. Все. На законных основаниях они принадлежат только ему. — Блэр обернулся, гнев исказил черты его лица как у марионетки, выражение лица которой зависит от пальцев актера. — Все они предназначены только для восьмидесятидвух–или восьмидесятитрехлетнего Броза, который весь, за исключением мозга, состоит из искусственных органов. Фирма, их производившая, уничтожена. И никто теперь не в состоянии их сделать, мы деградировали — вот к чему привела война.