«Стихи из Note Book». Стихотворения разных лет. Критическая лирика
Шрифт:
И сам от раскулачиванья сгинет,
Ведь даже мельник мельницы не минет.
А в инобытии? – Где в нём корысть?
В палитру света погружая кисть
И оживляя смутные пространства
Души, любить сквозь бездны напролёт!
Пусть время за любовь не даст и шанса,
И вечность тоже даром настаёт.
У Иордана
Цвёл дом зелёных смокв [1] .
У
Ученики, Пророк
1
Виффагия, предместье Иерусалима.
И с ним Сусанна
Вдыхали запах роз
И свежесть влаги.
Вдруг некто произнёс:
«Учитель! Благий!
Что делать? Укажи
Такое средство,
Чтоб вечную я жизнь
Имел в наследство».
Нахмурился Пророк:
«Земному – тленье.
Никто не благ, как Бог.
Раздай именье.
Сокровище Небес
Отрадней Рима!
Спасенья тяжек крест.
Молись: во имя…»
– Ах, мытарь, не мытарь!
А вдруг не струшу.
Вот только… нищета ль
Спасает душу?
Из Виттории Колонны
Призри и на меня, Творец земного,
И я живу ростком лозы Твоей,
Мой бедный кров похож на сеть ветвей
И ходит ходуном от ветра злого.
Всё глуше травы, небеса мрачней
И семена сомнений зреют снова
И застят свет. Но истинного слова
Не иссякает благостный ручей.
О, чистый! Утоли мои печали.
Я жажду, жажду, дай моим корням
Хоть каплю самой искренней слезы —
Живой, как свет, пролившийся вначале,
Когда Симон скитался по камням
И пела ветвь праматери-лозы.
Обречённость
Ни плеска в небесном оконце,
Ни тона, чтоб мог не сереть.
Не может ледащее солнце
Безвидную землю согреть.
К чему ни притронешься – наледь,
Как стылый чиновничий взгляд.
И смерть не могла б опечалить
Сильнее, чем мысли болят.
О, разума нищие дети,
Вот тема – засмейтесь над ней,
Что чем обречённей на свете,
Беспомощней, тем и родней!
Погружаясь в песок бытия
Черепахой, теряющей время,
Волочу бремя памяти я,
Словно панцирь, надёжное бремя.
Те же звёзды ныряют в ночи,
Так же волны взлетают над кручей,
И мой щит прирастаньем причин
Не велит полагаться на случай.
Но однажды… средь зыбистых дюн
Закричу, пропадая со страху…
И отделает бог черепаху
И… исторгнет мелодию рун!
То водица, то краски густы
В углублённых ласках звуколада…
Переходы – чтут даже кроты,
Твёрдо зная, зачем это надо.
Им бы грызть да поглубже копать
Лабиринты искусственной ночки,
Только детям-то что рассказать
О пылавшем в дыре уголёчке?
Можно чутким и правильным слыть,
Отличая породу от шлака,
Но за правдой – наверх выходить.
Вопреки преимуществам мрака.
Рыбинск 90-х
Неловкость гордая. Бурлацкая столица.
Стремленье в люди, не владея пиджаком.
Здесь даже Волга любит морем притвориться,
И чайки стонут самым русским языком.
Как водной гладью всё связалось воедино:
От стрелки – мост, особняки, музей, собор…
Навстречу – серость, сырость, на костях плотина,
Попытки чуждые назваться не собой.
Вермонтский житель слыл здесь банщиком в Софийке,
В Казанской церкви долго плесневел архив.
Здесь чтут Суркова, а не Шарля Кро, не Рильке,
Но в герб – пропавшую стерлядку поместив.
–
Звучит Крестовая почти что как Крещатик,
И рыбьим жиром фонари напомнят Санкт…
Но близ развалин чьё-то вырвется проклятье,
И ты куда глаза девать не знаешь сам.
Отдаляясь и вновь приближаясь,
Погружаясь в сумбур бытия,
Не стараясь, чтоб вспыхнула жалость —
Беспримерная трусость твоя,
В стороне от толчеи и событий
Уловить удивленье зеркал,
Говорящих глазам: соберите
Все цветы, что закат разбросал,
Все огни, находившие душу,
Чтоб спокойно могла отойти,
Все слова от «боюсь» до «не струшу»,
Все прозренья на мглистом пути.
Россия
Белые вьюги и чёрные речки,
Белые ночи и чёрные сны…
Вдовьи дрожащие свечки
Вечной гражданской войны.
Сколько в неистовом, лае и вое
Ты заглушила скорбей?
Имя своё, от князей родовое,
Всё ж возвратила себе.
Добрая, грешная, неделовая —
Заднею мыслью крепка…
И до конца понимаю едва я,
Чем же ты сердцу близка.
Остановись, мгновенье, и постой,