Стихотворения и поэмы (1907-1916)
Шрифт:
* * *
Как растет тревога к ночи! Тихо, холодно, темно. Совесть мучит, жизнь хлопочет. На луну взглянуть нет мочи Сквозь морозное окно.
Что-то в мире происходит. Утром страшно мне раскрыть Лист газетный. Кто-то хочет Появиться, кто-то бродит. Иль - раздумал, может быть?
Гость бессонный, пол скрипучий? Ах, не всё ли мне равно! Вновь сдружусь с кабацкой скрипкой, Монотонной и певучей! Вновь я буду пить вино!
Всё равно не хватит силы Дотащиться до конца С трезвой, лживою улыбкой, За которой - страх могилы, Беспокойство мертвеца.
30 декабря 1913
* * *
Ну, что же? Устало заломлены слабые руки, И вечность сама загляделась в погасшие очи, И муки утихли. А если б и были высокие муки, Что ну'жды?
– Я вижу печальное шествие ночи.
Ведь солнце, положенный круг обойдя, закатилось. Открой мои книги: там сказано всё, что свершится. Да, был я пророком, пока это сердце молилось, Молилось и пело тебя, но ведь ты - не царица.
Царем я не буду: ты власти мечты не делила. Рабом я не стану: ты власти земли не хотела. Вот новая ноша: пока не откроет могила Сырые объятья, - тащиться без важного дела...
Но я - человек. И, паденье свое признавая, Тревогу свою не смирю я: она всё сильнее. То ревность по дому, тревогою сердце снедая, Твердит неотступно: Что делаешь, делай скорее.
21 февраля 1914
ЖИЗНЬ МОЕГО ПРИЯТЕЛЯ
1
Весь день - как день: трудов исполнен малых
И мелочных забот. Их вереница мимо глаз усталых
Ненужно проплывет.
Волнуешься, - а в глубине покорный:
Не выгорит - и пусть. На дне твоей души, безрадостной и черной,
Безверие и грусть.
И к вечеру отхлынет вереница
Твоих дневных забот. Когда ж морозный мрак засмотрится столица
И полночь пропоет,
И рад бы ты уснуть, но - страшная минута!
Средь всяких прочих дум Бессмысленность всех дел, безрадостность уюта
Придут тебе на ум.
И тихая тоска сожмет так нежно горло:
Ни охнуть, ни вздохнуть, Как будто ночь на всё проклятие простерла,
Сам дьявол сел на грудь!
Ты вскочишь и бежишь на улицы глухие,
Но некому помочь: Куда ни повернись - глядит в глаза пустые
И провожает - ночь. Там ветер над тобой на сквозняках простонет
До бледного утра; Городовой, чтоб не заснуть, отгонит
Бродягу от костра...
И, наконец, придет желанная усталость,
И станет всё равно... Что'? Совесть? Правда? Жизнь? Какая это малость!
Ну, разве не смешно?
11 февраля 1914
2
Поглядите, вот бессильный, Не умевший жизнь спасти, И она, как дух могильный, Тяжко дремлет взаперти.
В голубом морозном своде Так приплюснут диск больной, Заплевавший всё в природе Нестерпимой желтизной.
Уходи и ты. Довольно Ты терпел, несчастный друг, От его тоски невольной, От его невольных мук.
То, что было, миновалось, Ваш удел на все похож: Сердце к правде порывалось, Но его сломила ложь.
30 декабря 1913
3
Всё свершилось по писаньям: Остудился юный пыл, И конец очарованьям Постепенно наступил. Был в чаду, не чуя чада, Утешался мукой ада, Перечислил все слова, Но - болела голова...
Долго, жалобно болела, Тело тихо холодело, Пробудился: тридцать лет. Хвать-похвать, - а сердца нет.
Сердце - крашеный мертвец. И, когда настал конец, Он нашел весьма банальной Смерть души своей печальной.
30 декабря 1913
4
Когда невзначай в воскресенье Он душу свою потерял, В сыскное не шел отделенье, Свидетелей он не искал.
А было их, впрочем, не мало: Дворовый щенок голосил, В воротах старуха стояла, И дворник на чай попросил.
Когда же он медленно вышел, Подняв воротник, из ворот, Таращил сочувственно с крыши Глазищи обмызганный кот.
Ты думаешь, тоже свидетель? Так он и ответит тебе!
В такой же гульбе
Его добродетель!
30 декабря 1912
5
Пристал ко мне нищий дурак, Идет по пятам, как знакомый. "Где деньги твои?" - "Снес в кабак". "Где сердце?" - "Закинуто в омут".
"Чего ж тебе надо?" - "Того, Чтоб стал ты, как я, откровенен, Как я, в униженьи, смиренен, А больше, мой друг, ничего".
"Что лезешь ты в сердце чужое? Ступай, проходи, сторонись!" "Ты думаешь, милый, нас двое? Напрасно: смотри, оглянись..."
И правда (ну, задал задачу!) Гляжу - близь меня никого... В карман посмотрел - ничего... Взглянул в свое сердце... и пла'чу.
30 декабря 1913
6
День проходил, как всегда: В сумасшествии тихом. Все говорили кругом О болезнях, врачах и лекарствах. О службе рассказывал друг, Другой - о Христе, О газете - четвертый. Два стихотворца (поклонники Пушкина) Книжки прислали С множеством рифм и размеров. Курсистка прислала Рукопись с тучей эпи'графов (Из Надсона и символистов). После - под звон телефона Посыльный конверт подавал, Надушённый чужими духами. Розы поставьте на стол Написано было в записке, И приходилось их ставить на стол... После - собрат по перу, До глаз в бороде утонувший, О причитаньях у южных хорватов Рассказывал долго. Критик, громя футуризм, Символизмом шпынял, Заключив реализмом. В кинематографе вечером Знатный барон целовался под пальмой С барышней низкого званья, Ее до себя возвышая... Всё было в отменном порядке.
Он с вечера крепко уснул И проснулся в другой стране. Ни холод утра, Ни слово друга, Ни дамские розы, Ни манифест футуриста, Ни стихи пушкиньянца, Ни лай собачий, Ни грохот тележный Ничто, ничто В мир возвратить не могло...
И что поделаешь, право, Если отменный порядок Милого дольнего мира В сны иногда погрузит, И в снах этих многое снится... И не всегда в них такой, Как в мире, отменный порядок...
Нет, очнешься порой, Взволнован, встревожен Воспоминанием смутным, Предчувствием тайным... Буйно забьются в мозгу Слишком светлые мысли... И, укрощая их буйство, Словно пугаясь чего-то, - не лучше ль, Думаешь ты, чтоб и новый День проходил, как всегда: В сумасшествии тихом?