Стихотворения и поэмы
Шрифт:
"Расцвели деревья снова…" Перевод Н. Асеева
Смерть полковника. Перевод С. Кирсанова.
Редут Ордона. Перевод С. Кирсанова
[Песнь солдата]. Перевод В. Цвелева
Лиса и козел. Перевод М. Светлова
Тройка. Перевод А. Арго
Хорек на выборах. Перевод М. Светлова
"Дом вырастал на поле – светлый, красивый, новый…" Перевод М. Светлова
Exegi munimentum aere perennius… Перевод С. Кирсанова
[Эпилог к поэме "Пан Тадеуш"]. Перевод С. Map (Аксеновой)
"От самого себя меня оборони!.." Перевод Д. Самойлова
Раскаяние промотавшегося. Перевод Д. Самойлова
"Прясть любовь, как шелкопряд…" Перевод Д. Самойлова
"Над водным простором широким…" Перевод В. Короленко
"Когда мой труп садится перед вами…" Перевод А. Гелескула
"Полились мои слезы, лучистые, чистые…" Перевод В. Звягинцевой
Упрямая жена. Перевод М. Светлова
[Брито – стрижено!]. Перевод М. Светлова
ПОЭМЫ
Гражина. Литовская повесть. Перевод А. Тарковского
Исторические объяснения
Дзяды. Отрывок части III. Перевод В. Левика
Объяснения
Примечания Б. Стахеева
ПОЭЗИЯ АДАМА МИЦКЕВИЧА
Лирику и баллады Мицкевича – как и вообще творения всякого большого поэта – читать можно по-разному. Можно восстанавливать по его стихам страницы великой жизни, в которой радостей и светлых лет было меньше, чем горечи и разочарований, жизни, большая часть которой прошла в ссылке и изгнании. Мы станем как бы свидетелями памятных встреч на жизненном пути поэта – с теми, кому посвящены строки, полные любовной тоски, сетований на вечную разлуку или радостно-торжествующего чувства, и с теми, в ком поэт нашел друзей "по чувству и образу мыслей", собратьев в высоком поэтическом призвании. Перед нами предстанет величественный образ сына бурного века, человека, напряженно искавшего истину, жаждавшего понять свое время, разочаровывавшегося и заблуждавшегося, в высоких чувствах – любви, дружбе, патриотизме – стремившегося обрести опору, чтобы противостоять гнетущей повседневности, неспособного замкнуться в малый мир личных интересов, жившего общим, переживавшего духовный и творческий подъем в моменты революционных бурь.
Можно читать произведения Мицкевича как поэтическую летопись его времени. Они запечатлели трагедию целого поколения польских патриотов, людей, которые, появившись на свет и осознав себя поляками, узнавали вместе с тем, что они подданные чужеземного монарха, что их родина поделена Пруссией, Австрией и царской Россией; которые, будучи детьми, пережили крушение надежд, связанных с наполеоновскими войнами; будучи юношами, начали создавать подпольные организации; в зрелом возрасте пережили (конечно, не все) восстание 1830 – 1831 годов, разгромленное царизмом, и предпочли подневольной жизни долю скитальца-эмигранта; снова конспирировали, готовые при первой возможности стать в ряды сражающихся (не только в Польше, но и в любой стране, где шла война за свободу); спорили о причинах поражений и путях дальнейшей борьбы; молились о грядущем пробуждении и воскресении народов; вновь испытали горечь разочарования, когда потерпело неудачу Краковское восстание 1846 года, когда деспотизм не удалось свалить революциям 1848 – 1849 годов; сходя в могилу, завещали дело освобождения Польши грядущим поколениям.
Новые грани открываются в поэзии Мицкевича, если воспринимать ее в историко-литературном контексте. Предшествующая история польской поэзии исчислялась столетиями, блестящие художники слова творили и в эпоху Возрождения (Я. Коханов-ский), и в период барокко, и во времена Просвещения. Но именно Мицкевич выводит ее на мировую арену, доставляет ей международное признание (прежде всего – в славянских странах). Поэзии он отводит невиданную до сих пор роль: она должна представлять перед всем миром народ, который лишен политического бытия, быть организатором национального сознания, воспитателем и вождем в борьбе, проповедником философских и мораль-.ных истин. Увидев в романтизме – с его культом национального, бунтарским пафосом, с его отрицанием старых авторитетов – то направление, которое созвучно стремлениям борющихся поляков, он выступает как основоположник польского революционного романтизма. В его поэзии находят место грандиозные общеромантические проблемы, размышления об отношениях человека и мира, о смысле истории, а трактовка их оказывается во многом специфически национальной, обусловленной судьбами и стремлениями угнетенного и восстающего против деспотизма народа. Историю зарождения, возмужания, совершенствования польского романтизма мы можем прочесть, листая томик стихотворений Мицкевича. А в данном случае, имея дело с русскими переводами и обратив внимание на имена переводчиков, читатель может проследить и за этапами польско-русского литературного сближения, в котором поэзия Мицкевича сыграла выдающуюся роль. Польскую поэзию начал приближать к нашему читателю еще Пушкин. В дальнейшем среди переводчиков были Лермонтов и Михайлов, Майков и Фет, Бунин и Брюсов. С участием ряда выдающихся советских поэтов в наше время переведены все лучшие стихотворные произведения Мицкевича.
И конечно, можно Мицкевича – так бывает в большинстве случаев – читать просто, не расшифровывая до конца всех деталей, не прибегая к комментарию, а испытывая радость от общения с великим мастером, ощущая грандиозность и изящество поэтических образов и – насколько это возможно в переводах красоту, мелодичность стиха, находя в волновавших поэта чувствах созвучное современному мироощущению. Мицкевич и так найдет путь к сердцу читателя. Тем не менее напоминание об основных фактах его жизни и творческого пути способно в какой-то степени приблизить поэта к нашему современнику.
Поэтом Мицкевич стал на студенческой скамье, в Виленском университете, куда он, сын беспоместного шляхтича, адвоката, уроженец Белоруссии (он родился 24 декабря 1798 г. на хуторе Заосье близ Новогрудка), поступил в 1815 году. Ранние его стихи (еще не романтические) были связаны с участием в тайной молодежной организации – Общество филоматов, то есть "любящих науку" (впоследствии из нее возникла более широкая сеть патриотических кружков – "филареты", то есть "любящие добродетель"). Из лирики, адресованной узкому дружескому кругу (застольные гимны, поздравительные послания и т. д.), проникнутой просвещенческим культом науки и добродетели, жизнерадостностью, верой в силу дружбы, и вырастают произведения, ставшие гимном целого революционного поколения. Призыв бурно-оптимистической "Песни филаретов" (1820) мерить "силы по намерениям", а не "намерения по силам" стал как бы чеканной формулой смелого революционного дерзания. Знаменитая "Ода к молодости" (1820) своей классической формой и образностью в общем, пожалуй, вмещалась в чтимые тогда поэтики, но форму эту прямо-таки разламывал изнутри поразивший читателей романтический,энтузиазм. Молодого современника захватывало в ней все: контраст аллегорических образов Молодости и Старости, то есть смелого самопожертвования и трусливого благоразумия, братства бойцов и эгоизма "существователей", вселенски-космическое видение мира, соответствовавшее грандиозной цели поколения, и страстность обращения к единомышленникам, перед которыми ставились цели, "не охватываемые взором". Здесь были клас-сицистские приемы высокого стиля (обобщающе абстрактные и мифологические образы и т. д.) – и в полный голос зазвучали пафос отрицания старого, скованного "заплесневевшей корой" мира, призыв повести его "новыми путями", заповедь грядущего "мира духа", рождаемого "любовью", "молодостью" и "дружбой", приветствие "зорьке свободы", предвестнице "солнца избавления". "С этого момента, – писал об "Оде" современник, – патриотизм и революция во всем, везде и всегда стали синонимами. Мицкевич толкал в этом направлении умы молодежи на всем пространстве польской земли".
В те же годы Мицкевич (окончивший в 1819 г. университет и служивший учителем в Ковно) создает произведения и иного жанра – цикл "Баллады и романсы", вошедший в сборник "Поэзия" 1822 года, положивший начало польскому романтизму. Споры о романтизме велись в Польше и несколько ранее: выступление Мицкевича стало поворотным, решающим в этих спорах. Некоторые баллады носили программно-полемический характер. В "Романтике" спор между ученым "старцем" и крестьянской девушкой (с ней солидарен автор) обозначил отказ от просветительского рационализма ("мертвых истин") ради "чувства", "веры", "сердца", ради фантастики народных верований, ради романтического тезиса о таинственной связи "видимого" и "невидимого" миров. Это давало, по мнению поэта, возможность проникновения в такие сферы, которые недоступны эмпирическому знанию, но открыты народной общности, не испорченной воздействием цивилизации, сохранившей естественные начала и связи. Одновременно у полемики был и более широкий смысл: энтузиазму, порыву в неведомое отдавалось предпочтение перед ограниченно-самодовольной мудростью, осторожной трезвостью, пассивным преклонением перед очевидностью. А как раз в то время в польском обществе намечался конфликт между действенным патриотизмом (начали создаваться подпольные организации) и национальным оппортунизмом, тенденцией приспособления к. существующим политическим условиям. Лейтмотивом балладного цикла стали поиски "живой истины", стремление проникнуть в "народное сердце". Они имели эстетический аспект: формально правильной красоте, ценимой лишь знатоками, противопоставлялась бесхитростная простота, естественность, идеально воплощенная в народной поэзии.
Но Мицкевич искал в фольклоре не только сюжетно-образной свежести (использование фольклорных мотивов было избирательным, основанным на переработке, стилизации, контаминации) – поэта привлекал в народном художественном мышлении прежде всего нравственный аспект. Фантастический мир баллад, в котором проведена была четкая граница между добром и злом, в котором находили возмездие предательство, неверность, душевная черствость, а за обиженного вступались сверхъестественные силы, – был миром строгих нравственных требований, миром, романтически противопоставленным окружающей действительности. В некоторых балладах ощутим налет сентиментальности, отчасти дань прежнему стилю, отчасти, может быть, отражение отношений автора с Марылей Верещак, несчастливая любовь к которой оставила след во всей жизни поэта и запечатлена им в ряде шедевров любовной лирики ("Прочь с глаз моих!.." и др.). Марыля была "заказчицей" и адресатом этих баллад. В целом балладный цикл Мицкевича был открытием для польской поэзии. Соприкосновению с народной психологией сопутствовали ломка языковых норм, установленных классицизмом, обогащение литературного языка за счет просторечия, говоров. Новизна в изображении человеческих чувств, раскрытие национального характера и простота художественных средств, их разнообразие, владение и лирической, и героико-патетической, и сатирической интонациями, мастерство пейзажа, живость языка, энергичный, богатый ритмами стих – все это помогло Мицкевичу добиться успеха в стремлении утвердить новое направление польской поэзии.
Расцвет лирического дарования Мицкевича приходится на следующий период его творчества, хронологически совпадающий с годами пребывания в России, куда он был выслан в 1824 году, после раскрытия властями филоматско-филаретских организаций, ареста и годичного следствия. (К этому времени он успел выпустить второй томик "Поэзии", в него вошли историческая поэма "Гражина", II и IV части драматической поэмы "Дзяды".) Тяжесть ссылки, продлившейся четыре с половиной года, была для поэта в какой-то степени смягчена благожелательным приемом, который оказало ему русское общество, и приобщением к литературной жизни России. Прибыв из Вильно в Петербург, он вскоре знакомится с литераторами-декабристами К. Ф. Рылеевым и А. А. Бестужевым (им будут впоследствии посвящены взволнованные строки поэтического послания "Русским друзьям"). 1825 год, проведенный Мицкевичем в Одессе (этот город был тогда одним из очагов революционного брожения), ознаменовался созданием множества блестящих лирических шедевров. Совершенная тогда же поездка по Крыму становится поводом для написания знаменитых "Крымских сонетов".