Стихотворения (Полное собрание стихотворений)

Иванов Георгий Владимирович

78. ОТРЫВОК

Георгию Адамовичу

Июль в начале. Солнце жжет, Пустые дали золотя. Семья актерская идет Дорогой пыльною, кряхтя. Старуха, комик и Макбет — Все размышляют про обед. Любовник первый, зол и горд, Колотит тростью о ботфорт. Все праздны… Бедный Джи — лишь ты Приставлен движимость блюсти, — А кудри — словно завиты, И лет не больше двадцати… Следить так скучно, чтобы мул, Шагая, вовсе не заснул, Не отвязался тюк с едой Или осленок молодой Не убежал. Пылит жара, А путь и долог и уныл. Невольно вспомнишь вечера Те, что в Марсели проводил, При свете звезд, в большом порту. Лелеял смутную мечту О

южных странах. А вдали Чернели молча корабли. Напрасно мирный свет луны Земле советует: «Усни», — Уже в таверне зажжены Гостеприимные огни. Матросы, персы, всякий люд, Мигая трубками, идут, Толкают дверь, плюют на пол И шумно занимают стол. Как часто Джи глядел в окно На этих дерзких забияк, Что пили темное вино, И ром, и золотой коньяк. Как сладко тело била дрожь, Когда сверкал внезапно нож И кровь, красна и горяча, Бежала в драке из плеча. Все из-за женщин. Как в мечте, Проклятья, ссоры и ножи! Но завитые дамы те Совсем не волновали Джи. Когда одна из них, шутя, Его звала: "Пойдем, дитя…" — Он грубо руки отводил И, повернувшись, уходил. Но, пробужденному, ему Являлось утром иногда Воспоминание, как тьму Вдруг пронизавшая звезда. Не знал когда, не помнил где, Но видел взгляд — звезду в воде, Но до сих пор горячий рот, Казалось, — и томит, и жжет. Ах, если бы еще хоть раз Увидеть сон такой опять, Взглянуть в зрачки огромных глаз, Одежду легкую измять, — Но в этой жизни кочевой Он видит только ужин свой, Да то, что выкрали осла, Да пьесу, что сегодня шла.

79

М. Н. Бялковскому

Кудрявы липы, небо сине, Застыли сонно облака. На урне надпись по-латыни И два печальных голубка. Внизу безмолвствует цевница, А надпись грустная гласит: "Здесь друга верного гробница", Орфей под этим камнем спит. Все обвил плющ, на хмель похожий, Окутал урну темный мох. Остановись пред ней, прохожий, Пошли поэту томный вздох. И после с грацией неспешной, Как в старину — слезу пролей: Здесь госпожою безутешной Поставлен мопсу мавзолей.

80

Как хорошо и грустно вспоминать О Фландрии неприхотливом люде: Обедают отец и сын, а мать Картофель подает на плоском блюде. Зеленая вода — блестит в окне, Желтеет берег с неводом и лодкой. Хоть солнца нет, но чувствуется мне Так явственно его румянец кроткий. Неяркий луч над жизнью трудовой, Спокойной и заманчиво нехрупкой, В стране, где воздух напоен смолой И рыбаки не расстаются с трубкой.

81

Визжа, ползет тяжелая лебедка…, О берег разбивается волна Янтарная. И парусная лодка Закатом медно-красным зажжена. Вот капитан. За ним плетется сеттер, Неся в зубах витой испанский хлыст, И, якоря раскачивая, — ветер Взметает пыль и обрывает лист… А капитан в бинокль обозревает Узор снастей, таверну на мысу… Меж тем луна октябрьская всплывет И золотит грифона на носу.

82

На старом дедовском кисете Слезинки бисера блестят, Четыре купидона — в сети Поймать курильщика хотят. Но поджимает ноги турок С преравнодушнейшим лицом, Ему не до любовных жмурок, Кольцо пускает за кольцом. Переверни кисет. Печален И живописен вместе вид: Над дряхлой кровлею развалин Луна туманная глядит. А у застежки в львиных лапах Коран, крутые облака. И слышен выдохшийся запах И пачули, и табака.

83. СКРОМНЫЙ ПЕЙЗАЖ

Всеволоду Курдюмову

Бросает девочка — котенку Полуразмотанный клубок, На золотистую плетенку Уселся сизый голубок. Где начинается деревня — Среди столетних тополей, — Старофранцузская харчевня Сияет вывеской своей. Большая туча тихо тает, Стоит охотник у ручья — И вороненок улетает От непроворного ружья. А сзади — слышен посвист тонкий Бича и дальний топот стад, И от лучей зари — в плетенке Все розовее виноград.

84

Все в жизни мило и просто, Как в окнах пруд и боскет, Как этот в халате пестром Мечтающий поэт. Рассеянно трубку курит, Покачиваясь слегка. Глаза свои он щурит На янтарные облака. Уж вечер. Стада пропылили, Проиграли сбор пастухи. Что ж, ужинать или Еще сочинить стихи?.. Он начал: "Любовь — крылата…" И строчки не дописал. На пестрой поле халата Узорный луч — погасал…

85

Визжат гудки. Несется ругань с барок — Уже огни в таверне зажжены. И, вечера июльского подарок, Встает в окошке полукруг луны. Как хорошо на пристани в Марсели Тебя встречать, румяная луна. Раздумывать — какие птицы сели На колокольню, что вдали видна. Глядеть, как шумно роются колеса «Септимии», влачащие ее, Как рослая любовница матроса Полощет в луже — грубое белье. Шуршит прибой. Гудки визжат упрямо, Но все полно — такою стариной, Как будто палисандровая рама И дряхлый лист гравюры предо мной. И кажется — тяжелой дверью хлопнув, Сэр Джон Фарфакс — войдет сюда сейчас Закажет виски — и, ногою топнув, О странствиях своих начнет рассказ.

86

Цитерский голубок и мальчик со свирелью, На мраморной плите — латинские стихи. Как нежно тронуты прозрачной акварелью Дерев раскидистых кудрявые верхи. Заря шафранная — в бассейне догорая — Дельфину золотит густую чешую И в бледных небесах искусственного рая Фонтана легкую, чуть слышную струю.

87

Про меня «мошенник» вкратце Говорят, говорят, И пестрей, чем на паяце, Мой наряд, мой наряд. Я плясун, плясун канатный Бибабо, бибабо. Я кричу: мой верный, ватный Пес тубо, пес тубо. Прибрели мы из Китая С ним вдвоем, с ним вдвоем. По трапециям летая, Все поем, все поем, В наших песнях много чуши, — Правда — ложь, правда — ложь., Затыкай, коль хочешь, уши — Ну так что ж, ну так что ж! Я судьбы, плясун канатный, — Не кляну, не кляну. — Заменяет песик ватный И жену, и жену.

88

Беспокойно сегодня мое одиночество — У портрета стою — и томит тишина. Мой прапрадед Василий — не вспомню я отчества — Как живой, прямо в душу — глядит с полотна. Темно-синий камзол отставного военного, Арапчонок у ног и турецкий кальян. В закорузлой руке — серебристого пенного Круглый ковш. Только видно, помещик не пьян. Хмурит брови седые над взорами карими, Опустились морщины у темного рта. Эта грудь, уцелев под столькими ударами Неприятельских шашек, — тоской налита. Что ж? На старости лет с сыновьями не справиться, Иль плечам тяжелы прожитые года, Иль до смерти мила крепостная красавица, Что завистник-сосед не продаст никогда? Нет, иное томит. Как сквозь полог затученный Прорезается белое пламя луны, — Тихий призрак встает в подземелье замученной Неповинной страдалицы — первой жены. Не избыть этой муки в разгуле неистовом, Не залить угрызения влагой хмельной… Запершись в кабинете — покончил бы выстрелом С невеселою жизнью, — да в небе темно. И теперь, заклейменный семейным преданием, Как живой, как живой, он глядит с полотна, Точно нету прощенья его злодеяниям И загробная жизнь, как земная, — черна.