Стихотворения
Шрифт:
Болонкой не прижмешь меня к шелкам тугим,
Я не придворная забава и не пьеса,
Но, кажется, меня Вы предпочли другим.
Так прикажи... Завит искусством ювелира
Твой локон золотой, твой смех — трава для клира
Овец, отзывчивых на прихоть госпожи.
Так прикажи, и я на флейте заиграю,
На веере любви присяду робко с краю,
Стать пастухом твоих улыбок прикажи!
Наказанный
Пьянеть в озерах глаз, как будто нет давно
Шута, что черноту и грязь фонарной сажи
Движением руки преображал в плюмажи:
Я в парусиновой стене прорвал окно!
Из омута измен не выплыть, и смешно,
Что Гамлета тоска, всегда одна и та же,
Сметет мой зыбкий склеп, — навек исчезнув даже,
В исконной чистоте я опущусь на дно.
Но вот под кулаком запела медь кимвала
И наготу мою жемчужную сковала:
Внезапный блеск, искрясь, лицо мне опалил.
Как мог я не понять (полночный ужас кожи!),
Что смытый ледяной водою слой белил,
Неблагодарному, мне был всего дороже!
«Обуреваемой страстями негритянке…»
Обуреваемой страстями негритянке
Юницу вздумалось приворожить к плодам, —
Под рваной кожурой о знойные приманки! —
Обжора к дьявольским готовится трудам:
К тугому животу примеривает груди
И вскидывает вверх (попробуй-ка достань!)
Ботинки черные — подобья двух орудий,
Раздвоенный язык, слюнявящий гортань.
Газелью наготу к себе прижала грубо,
Слонихой на спину упала и лежит,
Любуется собой, смеется белозубо
Закланнице, чья плоть испуганно дрожит.
А между бедрами, под приоткрытой кожей,
Где чаща черная таинственно густа,
Светлеет розовый, на перламутр похожий,
Ненасытимый зев причудливого рта.
Окна
От запахов лекарств и жесткого матраца,
От неизбежного распятья на стене
Осатанел больной, ах, только бы добраться
До безучастных штор на розовом окне!
Встает, но не затем, чтоб старческие мощи
Согреть, он жаждет свет увидеть на камнях,
Небритою щекой прижаться, грудью тощей
Приклеиться к стеклу в рыжеющих огнях.
Упиться синевой, дразнящей плоть гнилую,
Так страсти аромат вдыхал он молодым,
Теперь слюнявому подставлен поцелую
Взамен девичьих плеч закатный теплый дым.
Он жив! он поглощен не запахом елея,
Не кашлем, к дьяволу лекарственный настой
И мерный маятник! там, вдалеке, алея
Над кровью черепиц, в лазури золотой,
Как стая лебедей, но тоньше и безмолвней,
Галеры стройные зарей озарены,
Плывут, баюкая изломы дерзких молний,
Воспоминаньями навеянные сны!
Вот так и я бежал от грубых и бездушных
Калек, что в сытости успели закоснеть,
От жадных псов, чья страсть копить в каморках душных
Для ощенившихся подруг гнилую снедь.
К рассветным окнам я взываю о защите,
От жизни оградясь прозрачной полосой,
Благословения иного не ищите!
В стекло, омытое безгрешною росой,
Войду я и умру, но ангелом Эдема
Воскресну, — таинством, искусством станешь ты,
Окно! мечты мои горят, как диадема,
На дряхлой синеве бессмертной Красоты!
Увы, несносный прах, как прежде, мой хозяин!
В прибежище былом нашел я западню:
Надменной тупости блевотиной измаян,
От светлой вышины лицо я заслоню.
Всю горечь испытав, осмелюсь ли теперь я
Разбить облитую помоями слюду?
Надломлено крыло, бегу, роняя перья,
И страшно, что в провал звенящий упаду.
Цветы
Из вековых лавин лазурного стекла,
И млечности снегов, и ночи звездно-лунной
Ты чаши в первый день творенья извлекла,
Святые для земли нетронутой и юной.
И гладиолусы лебяжьего пруда,
И лавр гонимых душ, больных непоправимо,
Цветок примятых зорь, пунцовых от стыда,
Под благодатною стопою херувима,
И мирт, и гиацинт в блестящих лепестках,
И розу нежную, как женственное тело,
В Иродиадиных пылающих шелках,
Где кровь жестокая победно загустела!
Нагую лилию ты подарила нам,
И белизна ее церковно-восковая
Плывет по медленно вздыхающим волнам
К мечтательной луне и плачет, уплывая.
На систрах мы тебе осанну возгласим,
Окурим ладаном, дымящимся в кадиле,
Мадонна, благостный восторг неугасим,
Садами праведных мы душу усладили.
Праматерь, на твоей взросли они груди!
Бальзамов будущих стекло разбей, разбрызни
И благовонную погибель приведи
Поэту, чахлому от затхлой этой жизни.