Сто моих мужей. Часть первая
Шрифт:
Условия проживания в училище были ужасающими. По причине карантина, нас поселили не в общежитие, а в спортзал. Где каждому абитуриенту предложили мат, вместо кровати, покрывало и подушку. Человек около ста ютились в одном помещении: девушки- на одной половине, юноши- на другой. Ходить приходилось в буквальном смысле по головам. Никто между собой не общался, тяготясь своим скотским положением. Всех утешала великая мечта стать Артистом. Представьте себе картину: огромный зал, освещённый дневным светом из окон, находящимися под потолком. На полу ровными рядами, как кровати в военном полевом госпитале, лежат маты. На матах в разных позах сидят, лежат, заткнув руками уши, молодые и не совсем молодые юноши и девушки, и что- то бормочут себе под нос. Это ещё и ещё раз повторялись монологи, стихи, басни. Открыв на минуту уши, можно было услышать ровный гул, похожий на звук огромного пчелиного роя. Перекусить можно было только на улице, в кафе за углом. На первом же прослушивании мою подружку, по причине маленького роста, перевели в группу травести, она страшно разобиделась на всех и начала собираться домой. На следующий день настала моя очередь прослушивания. Меня долго пытали и так и эдак. Я читала монолог Екатерины из «Грозы», басню «Заяц во хмелю», изображала голодную собаку с костью. Но результаты меня уже не волновали, потому что одной, без подруги, мне в этом заведении совсем не хотелось оставаться. Светка в это время поехала за билетами на обратный путь.
Двое суток по пути домой мы не разговаривали. Не стали общаться и по приезду домой. В школу Светка больше не вернулась, а я пошла в девятый класс. С тех пор мы больше ни разу не встречались. В сентябре я узнала, что была в списке прошедших первый тур. До сих пор очень горжусь этим. Всё оставшееся от летних каникул время, я томилась в непонятной тревоге, ожидании. Часто грустила от того, что Андрей уехал на всё лето к брату в Ленинград, куда он переехал после окончания московского вуза. Писал письма оттуда, высылал фотографии, глядя на которые, я осознавала, какая между нами пропасть. Мне Ленинград казался недосягаемым Марсом. Вернулся он из Питера уже под осень, поэтому встретиться нам не довелось.
В тот день я шла из школы. Медленно, как во сне, брела по улице, спрятав подбородок под ворот пальто, но ветер проникал, казалось всюду. Идти надо было всё время вверх. Две улицы. Стараясь идти по обочине, я то и дело вынуждена была выходить чуть ли на середину довольно узкой улицы, где друг за другом стояли невзрачные домишки. Конечно, такую оценку я могу дать им уже сейчас, когда побывала в европейской части нашей страны, за границей. Редко какое жилище из забайкальских, можно было тогда назвать красивым. Обычно дома представляли собой четырехстенные избы. Размеры домов были довольно скромные. Внутренняя планировка обычно представляла собой большую комнату поделённую перегородками на небольшие клетушки, игравшие разную роль. В каждом доме, конечно же имелась печь, и окна, выходящие на две- три стороны. Чаще всего дома не окрашивались. Разве что наличники или ставни на окнах, которые немного украшали серые фасады. Заборы высокие, дощатые, тоже серые и однообразные.
Целыми поколениями жили люди с мыслью, что не их эта земля и основательно устраиваться на ней нет никакого смысла. Практически все были из переселенцев, предки которых по чье- то воле отправились на освоение забайкальских земель. С молоком матери, каждый ребёнок впитал в себя тягу к возвращению на западные земли. Вечные временщики.
Ежась от ветра, я шла с занятий математического кружка, который, к слову сказать, был абсолютно мне не интересен. Как, впрочем, и многие другие кружки, секции, которые я посещала только ради того, чтобы не находиться дома и не видеть и не слышать пьяного отца. Вобрав голову в плечи, засунув руки глубоко в карманы пальто, глядя под ноги, я медленно приближалась к дому. Погода совершенно не благоволила прогулкам. За всю дорогу домой мне не встретилось ни один прохожий. И вдруг: «Привет!». Я подняла глаза и почти потеряла рассудок. Передо мной стоял Андрей. Красивый, повзрослевший, то же слегка растерянный. Я не могла выдержать взгляда его пронзительно голубых глаз. Было желание развернуться и побежать от него прочь.
– Я был у тебя дома, родители сказали, что ты в школе. Я долго ждал тебя на вашей скамейке у дома. У меня поезд через полчаса. Я очень рад, что увидел тебя, жаль, что не удалось пообщаться. Это – тебе,– сказал мой друг и протянул мне пакет,– я напишу тебе сегодня письмо и обо всём расскажу. Он взялся обеими руками за мои руки, заглянул мне в глаза и побежал вниз по улице, в сторону вокзала. Я, обалдевшая от неожиданной встречи и подарка, помчалась домой. В пакете я обнаружила украшение на шею с кулоном, блокнот и плитку шоколада. Всё это казалось мне несметным сокровищем! Больше всего я радовалась пакету, полиэтиленовому пакету с изображением на нём танцующей пары с надписью «Disko» прямо над снимком. Сейчас трудно понять мою радость. Ещё более красиво оформленные пакеты продаются в каждом торговом заведении, ларьке, киоске. А тогда в 80е годы, такие пакеты были жутким дефицитом, стоили очень дорого, и купить их можно было только у спекулянтов на «чёрном» рынке. Счастливые обладатели таких сумок, чтобы продлить срок их службы, вставляли в них капроновые сетки с ручками. Все подарки я успела рассмотреть пока дошла до дома и, войдя в подъезд, поняла, что праздник у меня закончился. Из нашей квартиры раздавались пьяные вопли отца. На привычную мне картину, я посмотрела глазами Андрея, и впервые в жизни поняла, как мне стыдно за своего родителя.
Письмо от Андрея я получила через пару дней, он писал о том, как мечтает, чтобы мы когда-нибудь вместе съездили в Питер, в этот чудесный, неповторимый, удивительный город. Разумеется, ни в письмах, не при встречах, он никогда не напомнил мне про «знакомство» с моими мамой и отцом. По сути дела, именно после встречи и начавшейся дружбы с Андреем меня вдруг заинтересовало, как оказались мужем и женой мои папа и мама.
Отец с мамой знакомы с детства. Родились и выросли в одной деревне в многодетных семьях. Матери работали в колхозе с утра до ночи. Отцы воевали. Папа родился в сороковом году, а мама в первый год Великой Отечественной войны. Они были маленькими для того, чтобы что-то осознавать, но встать на ножки им было сложнее, чем всем остальным. Как говорит отец: « Росли, как в поле трава». Звали моих родителей Альбина и Геннадий. Отец Геннадия – Пантелеймон Михайлович был на фронте до 1943года, вернулся домой из госпиталя и в том же году умер от ран. Мать, Надежда Ниловна, была женщиной безграмотной, но очень работящей. Была из семьи раскулаченных. Все эти события не смогли не отразиться на её характере. Нрав имела крутой. Детей держала в строгости. Кроме Гены, третьего ребёнка, было ещё два сына и дочь. Дед мой был из казаков. Судя по оставшемуся на память фото, был очень красивым. Да и дети Надежды и Пантелеймона, все как на подбор, были статными и красивыми. С учёбой, как отец говорил «грамотой», отношения не складывались почти у всех. Но особенным разгильдяем был Гена. Его мать, оставшись одна, с детьми на руках, только и думала, как прокормить ораву. Учёбу контролировать было некому и некогда. Гена мог неделями жить на чабанских стоянках, не являться домой. Рано начал курить. Не одну частоколину обломала об него мать, чтобы заставить учиться и помогать по хозяйству. Характер у моего отца с раннего детства был упрямым, и чем чаще его наказывали, тем больше он выходил из повиновения. Он был птицей вольной. И никакой дом и хозяйство не могли победить в нём тягу к кочевой жизни, охоте и рыбалке. К возрасту отправки в армию, за плечами Гены было, с горем пополам, полученное пятилетнее образование.
Теперь – о маме в юную пору. Альбина выросла в семье, где к школе относились с большим почитанием. Мать, Елизавета, была одной из грамотных в селе, работала на заготовках, принимала и сдавала сельхозпродукты Отец, Иван, воевал на китайской границе, вернулся живым и здоровым. Был весельчак и балагур. Жили скромно, но дружно.
Как вы уже поняли, из предыдущего повествования, маму звали редким для тех лет именем Альбина. Среди вполне обычных имён сестер и братьев Анны, Александра, Ирины её имя звучало очень инородно. Альбина росла старательной, аккуратной. Светлокожая, ясноглазая, с вьющимися светлыми волосами, маленькая Альбина привлекала всеобщее внимание и была любимицей в семье. Все обожали её за рассудительность и смышлёность, несвойственную в её возрасте. В школьные годы, Альбина проявила завидное усердие в изучении учебных наук. В семейном архиве до сих пор хранятся её грамоты за прилежное поведение и отличную учёбу.
Была у неё и очень грустная история первой любви. Парня, ухаживающего за ней с юных лет, звали Валентин. Надо отметить, что имя его тоже было необычным для того времени и места. Жил он вдвоём с матерью в маленьком доме. Очень скромно и тихо. Мама работала секретарём в сельсовете. Гибель мужа на фронте Великой Отечественной войны сильно подорвала её здоровье. В четырнадцать лет Валентин остался сиротой. Родственники с Сахалина забрали его в свою семью. Года три длилась его трогательная переписка с Альбиной. В это самое время Геннадий, местный хулиган и забияка заприметил скромную симпатичную Альбину. Проходу не давал, колотил всех, кто появлялся рядом с ней в радиусе ста метров. Парнем то он был видным, его напор заставил дрогнуть сердце красавицы. В восемнадцать лет мама проводила его в армию и ждала три года. Служил Гена на Камчатке, но и в Армии сладу с ним не было. Не любил он, видите ли, подчиняться. После трёх лет службы, как сам признаётся, треть просидел на «губе», гауптвахте. Такое сокровище и досталось Альбине, не оставив шанса для выбора. Когда у меня началась история с Андреем, мама показала мне стопочку писем от Валентина, которую она хранила много лет в мешочке с нитками мулине, наборами игл, пяльцами для вышивания. Видимо, прятала от Геннадия. Обнаружить их здесь папа, конечно же не смог бы. Кого может заинтересовать мешочек для рукоделий? Теперь эта переписка храниться у меня. Рука не поднимается избавиться от того, что так берегла мама. Переписка с Сахалином прекратилась после женитьбы Альбины и Гены. После школы Аля закончила торговое училище и начала работать продавцом.
Сельмаг, в котором работала моя юная мама после окончания кооперативного училища, помню в мельчайших подробностях. Меня, конечно же, в ту пору не было даже в мыслях. Просто тот магазинчик долгое время служил жителям деревни. И я, в уже сознательном детстве, не раз бывала там. Магазином являлся небольшой деревянный дом с высоким крыльцом. Два довольно узких окна закрывались на ставни с тяжёлыми металлическими засовами. У входа в помещение стояла печь. Высокий деревянный прилавок отделял небольшое помещение для покупателей и место где работал торговый работник. За спиной продавца, снизу до верху, были устроены деревянные полки с разным товаром. Между полками был небольшой дверной проём в миниатюрную по размерам комнатушку, где продавец мог передохнуть, переодеться, помыть руки. В магазине стоял запах обёрточной бумаги, новой ткани и земляничного мыла.
Вернусь ко времени, когда мои родители решили уехать из деревни в посёлок. Оловянная, куда перебрались Геннадий с Альбиной была административным центром Оловяннинского
района. Проживало в посёлке около шести тысяч человек. Населённый пункт находился в котловине между сопок в излучине реки Онон. Мой родной посёлок живёт по сей день, но мало что сегодня напоминает о том, что было там раньше. Когда мои родители переехали туда, Онон был полноводной рекой, по которой ходили баржи и паромы. Название «Оловянная» связано с месторождением олова, обнаруженного здесь в конце девятнадцатого века. К моменту приезда моих родителей о том, что в этом районе, было добыто первое русское олово, напоминало только название. Зато для рыбалки было раздолье. В реке Онон водились щуки, таймень, карась, сом, сазан. Извилистый, быстрый, местами порожистый Онон всегда наводил на меня страх. И я, прожив до восемнадцати лет у реки, так и не научилась плавать. Через Оловянную проходила Забайкальская железная дорога. На территории посёлка ещё в пору моего отрочества было много предприятий: завод подъемно-транспортного оборудования, известковый завод, предприятия пищевой промышленности. Мои же родители были свидетелями времени, когда посёлок был растущим и развивающимся. 90-е годы прошлого столетия сильно отразились на жизни Оловянной: многие предприятия были закрыты.