Сто оттенков неба
Шрифт:
На работе Ахмед Муратович сообщает, что до конца недели объект ими будет сдан. Ездить в конец города на другой объект у меня не получится. Времени на дорогу уходит слишком много, я тогда точно провалю экзамены.
«А как жить?»
На первое время деньги есть, но нужно срочно что-то искать. Меня словно с высокой горы бросили в глубокую воду, и кто-то там, наверху, наблюдает, выплыву или нет.
Нормальные люди в таких ситуациях плачут. Говорят, помогает. Может, попробовать?
Ага, и деньги сразу появятся. С таким же успехом можно и в лотерейный билетик
Работы не так много, и я заканчиваю и домой ухожу раньше на полчаса. До прихода Риты успеваю сделать влажную уборку и даже принять душ.
Достаю географию и историю: завтра у нас именно эти предметы, а я давно не отвечала, лучше хорошо подготовиться. Звонит телефон. Подхожу, но брать, если это Зыбин, не собираюсь.
«Максим? Почему так рано?»
– Алло? – от волнения начинаю теребить пуговицу на кофте.
– Котёнок, привет! У тебя тридцать секунд, чтобы назвать свой размер обуви и одежды! – по-деловому звучит его голос.
– Привет. А зачем? – удивляюсь я.
– Я не сказал, что ты можешь задавать вопросы. Только отвечать на мои. Я жду.
– Обувь – 38, Одежда – 42. Максим, не понимаю, зачем тебе это знать?
– Чтобы лучше тебя представить, – в его голосе слышится веселье, и я расслабляюсь.
– Ты мне сейчас Серого волка из сказки напоминаешь, – закусываю нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.
– Хочешь быть моей Красной шапочкой? – голос его становится ниже и на полтона тише.
Мурашки пробегают по коже. Я принимаю условия игры.
– Чтобы ты меня съел? – произношу совсем тихо.
– Нет. Есть не стану, но не возражаю попробовать тебя на вкус.
Я понимаю, о чем говорит этот мужчина. Появляется большая доля вероятности, что я просто сгорю.
– Ты не думаешь, что старые девы горькие, а мясо их жесткое? – стараюсь разредить напряжение шуткой, но у меня это ни фига не получается.
– Котенок… – тянет он гласные так, что я плюхаюсь на диван: ноги отказывают меня держать. – Я уверен, ты сладкая, с долей ягодной кислинки.
Сердце стучит где-то в горле, не могу вымолвить ни слова. Резкий, громкий сигнал раздражителем врывается в наш разговор: момент испорчен.
– Саша, в десять наберу, – трубку Макс отключает.
Я точно знаю, что сейчас он зол.
«Что же там произошло?»
Сосредоточиться и обдумать наш разговор не получается: в дверь звонят. Я знаю, это пришла Рита.
– Чай попьем? – с порога спрашивает она, протягивая мне пакет из супермаркета.
– Пойдем на кухню, – кидаю ей домашние тапочки.
Пока она переобувается, заглядываю в кулек: пальчики с творогом и вишней.
– Свежие, – произносит она, замечая мою улыбку.
Ставлю чайник и сажусь за стол напротив подруги.
– Я закурю? – спрашивает она, достав из заднего кармана джинсов сигареты и зажигалку.
– Рита! – качаю недовольно головой. – Ты ведь обещала больше не курить.
– Мне надо, Саш, а то я и рта не раскрою, – грустно улыбается она. – Потом брошу, обязательно брошу.
Я молча достаю из шкафчика пепельницу и ставлю возле нее.
– Ты только не перебивай, – делает она первую затяжку.
Жду, не тороплю. Рита курит и пока молчит.
– Помнишь, ты в девятом классе мне впервые сказала, что тебе нравится Зыбин?
Киваю. Но, если честно, не помню, когда это было.
– Я как раз духом собиралась, чтобы тебе признаться, что влюблена в него, – опустила она голову. – Прости. В тот день честнее было бы признаться, а не таить это в себе.
Вновь возникла пауза, которую я не спешила заполнить.
– Саш, я не знаю, как это произошло… – потушив первую, она закурила вторую сигарету. – В прошлом году, когда ты с бабушкой бегала по больницам, Димка сам подошел ко мне. Сначала он спрашивал о тебе, как чувствует себя Софья Константиновна. Затем стал провожать домой, звонить, просить спуститься. Даже в кино приглашал, и в кафе ходили несколько раз.
Рита все это время не смотрела мне в глаза, курила, уткнувшись в одну точку на столе.
– Ну, а потом поцелуи, съемная квартира, первый секс. И все.
Затушив окурок, она подняла на меня глаза, в которых стояли слезы.
– Почему?
Я не предполагала, что между ними все так далеко зашло. И зачем парень прилагает столько стараний, чтобы один раз переспать и бросить.
– Потому, Саш. Он получил свое, больше я ему была не интересна. Я месяц ночами плакала в подушку. Мы тогда три раза переспали, и я даже не подумала о том, что надо предохраняться. Часы до месячных считала. А когда они пошли, выла от радости! Впервые, наверное, я была им так рада.
Смеется Рита сквозь слезы, утирая щеки кулаком. Я сижу и не знаю, что сказать.
– Эта любовь мне не принесла ничего кроме унижения и боли. Это только в книжках пишут: оргазм в первый раз, звездочки в глазах. Не верь! Я чуть от боли не померла. Говорила Диме, что больше не хочу, а ему посрать. Каждый последующий раз был больнее предыдущего.
Чайник на плите давно свистел, а я никак не могла встать, чтобы заварить нам чай.
– Ненавидишь меня? – плача, спросила подруга.
– Долго над этой фразой думала? Я тебя сейчас дурой обзову и буду права. Меня от злости и ненависти трясет, но только совсем к другому человеку. А ты могла и раньше мне довериться!
Подойдя к ней, обняла и крепко прижала к себе. Хотелось поддержать, передать ей частичку тепла. Дать понять, что она не одна. Родителям Рита не доверится, а кроме меня нет у нее близких подруг.
– Давай чай пить? – спросила она, успокоившись.
– Убери со стола эту гадость! – кивнула на остывшие бычки и полупустую пачку сигарет.
Рита выбросила все в мусорное ведро.
Попив чаю, мы даже сели вместе заниматься. В девять часов она убежала домой: счастливая и спокойная. А я села зубрить химию. До десяти часов оставалось еще двадцать минут, а текст никак не хотел усваиваться. Я каждые две минуты смотрела на телефон. Творилась со мной совсем другая «химия», не оставалось в моей голове места таблице Менделеева, кислотам, альдегидам…