Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску
Шрифт:
Крепко жму руку.
Ваш Г.Адамович
8
17/Х-1953 <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Я вчера писал Яновскому [53] , и начал с того, что каждое мое письмо начинается со слова «простите». Вот и Вам в письме должен начать так же. Я не ответил Вам, а вижу, что Вы мне писали в мае! Но летом я как-то разленился, вероятно, от южного солнца в Ницце, и всю переписку забросил. Надеюсь, Вы на меня не сердитесь, а если сердитесь, то не очень.
53
Василий Семенович Яновский (1906–1989) — прозаик и мемуарист. Письма Адамовича к нему опубл.: Адамович Георгий. Письма Василию Яновскому. Письма Роману Гринбергу / Публ. и примеч. Вадима Крейда и Веры Крейд // НЖ. 2000. Кн.218. С. 121–151 (в публикацию вошли 12 писем из 21 сохранившегося).
Надеюсь, что и не сердитесь за несколько слов о Вас в «Н<овом> Р<усском> Слове». Я статьи еще не видел, но знаю, что она появилась. Писал я с лучшими к Вам чувствами [54] . Но вот что получается неправильно и даже неловко, хотя по человеческой слабости это и неизбежно: об одном пишешь то, что думаешь действительно, о другом — далеко не так. «Перспектива» нарушается, и понимают истину лишь те, кто читает между строк и зная автора. Я об этом часто размышляю и мечтаю когда-нибудь написать статью, которая начиналась бы приблизительно так: ну, поговорим начистоту — такой-то, такая-то и т. д. — как в «гамбургском счете», помните, у Шкловского [55] . О Вас я писал с намерением «ткнуть пальцем» в то и на то, чего многие у Вас не слышат и не понимают. Если статья появилась без сокращений (едва ли) и искажений (почти всегда опечатки), то это должно бы быть ясно. У Вас есть «главное», хотя бы тень от главного,
54
Имеется в виду статья: Адамович Г. Новые стихи // НРС. 1953. 4 октября. Там он, в частности, писал:
В «Царской Осени» Юрия Иваска замысел глубже и сложнее, чем самые стихи, в которых замысел этот воплощен. Стихи далеко не совершенны, но бывают неудачи, которые предпочтешь мнимо-блестящим «достижениям» и «свершениям», и «Царская Осень» — образец этого. В последние годы мало было у нас книг, где поэзия так явно — и, хочется сказать, так трагически — присутствовала бы, и не только в словах и строках, но и в тех провалах, в том молчании, которым строфы разделены. Иваск, по-видимому, долго и много читал Осипа Мандельштама, едва ли не единственного из новых русских поэтов, который чувствовал великое значение молчания и внезапной остановки в стихах, т. е. слова, которое не может быть найдено, которое мучает тем, что не может быть найдено. «Царская Осень», может быть, не будет иметь успеха в обычном легковесном смысле этого понятия. Книга, может быть, немногим понравится. Стихи Иваска — не из тех, которые легко остаются в памяти. Но зато в памяти остается нечто большее и более редкое: смущение, волнение, которое возникает при встрече с тем неуловимым и безымянным, ради чего поэзии только и стоит существовать.
В письме к И.Чиннову от 28 октября 1953 Адамович так сформулировал свое отношение к книге Иваска:
Писал я о нем с хорошим чувством и уже получил из Парижа письма с удивлением по поводу этих хороших чувств. Но я написал, что стихи, собственно говоря, неудачные, а хорошо и важно то, что у Иваска не стихами — т. е. поэтическое волнение и смятение, невозможность сказать то, что сказать и нельзя и ainsi de suite <и так далее франц>. Мне было бы очень досадно, если б он принял это как осуждение рядом с более казенными и пустыми похвалами другим. Это не осуждение, и кто умеет читать, так это и поймет. Я написал ему письмо с неделю назад, но ответа еще нет.
(Письма к Чиннову. С.247)
55
Выражение, ставшее популярным благодаря предисловию к одноименной книге В.Б. Шкловского (см.: Шкловский В. Гамбургский счет. М., 1990. С.331).
Как Вы живете? Не отвечаю на то, что писали Вы мне в мае, т. к., Вы, конечно, забыли об этом. О Достоевском хотел бы кое-что сказать Вам «в дискуссионном порядке». В сущности, это писатель для юношества [56] , не как Жюль Верн, а в дополнение к нему. Должны любить его те, кто остается молод душой всю жизнь. Я перестаю его любить, очевидно, старея. (Не думайте, что хочу сказать «взрослея».)
До свидания. Буду искренне рад, если когда-нибудь напишите.
Крепко жму руку.
56
Несколько лет спустя Адамович развил эти соображения в статье о Достоевском: Адамович Г. Писатель для юношества // РМ. 1957. 21 марта.
Ваш Г. Адамович
9
14/I-<19>54 <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Вернулся в Манчестер три дня тому назад — и нашел Ваше письмо (от 8-го января). Антологии еще не получил.
Вы хотели бы, чтобы я дал на книгу рецензию в «Опыты». Но я еще не послал им свои очередные «Комментарии» и едва ли успею написать еще и рецензию. Когда выходит № «Опытов»? [57]
57
Речь идет о третьем номере «Опытов», где рецензии на антологию «На Западе» не было, но зато были очередные «Комментарии». Антологию Адамович рецензировал в газете: Новые голоса // НРС. 1954. 6 июня.
Помимо того, у меня есть другое соображение. Я хочу в № 4 «Опытов» — если только он будет! — дать большую статью о поэзии в эмиграции [58] . У меня давно об этом была мысль, все не могу собраться написать это, да кроме «Опытов» и негде. Конечно, это была бы отчасти и «рецензия» на Ваш сборник. Тема большая, в двух словах ничего не скажешь, и мне не хотелось бы в короткой предварительной заметке комкать все то, что надо бы сказать. Конечно, это еще — мечта и проэкт, м<ожет> б<ыть>, я ничего и не напишу. Но надеюсь, что напишу, заменив такой статьей обычные «Комментарии». В Париже я слышал, что продолжение «Опытов» далеко не обеспечено и вообще под сомнением. Но это, м<ожет> б<ыть>, очередное «злопыхательство» [59] . Было бы очень жаль, если бы у слухов этих была почва. Журнал с недостатками, но в общем хороший и нужный, п<отому> что не совпадающий с «Нов<ым> Журналом» и не делающий «double emploi» [60] .
58
Адамович Г. Поэзия в эмиграции // Оп. 1955. № 4. С. 45–61.
59
Возможно, такое впечатление создалось у Адамовича после беседы с редактором «Опытов» поэтом и пианистом Всеволодом Леонидовичем Пастуховым (1894–1967), который писал Иваску в недатированном письме: «А вообще мне “Опыты” надоели. Р.Н. Г<ринберг> не сходится с М.С. Ц<етлиной>, и я должен быть вечно передаточной инстанцией. Получить деньги от Р.Н. Г<ринберга> на “Опыты” было очень трудно, а М.С. Ц<етлина> на них разорилась. Номер 3-й, я думаю, будет последним (впрочем, я думаю, если М.С. Ц<етлина> отойдет, то Р.Н. Г<ринберг> даст деньги в достаточном количестве)» (Amherst. Box 5. F.11). Впрочем, слухи о прекращении журнала были довольно постоянными. Так, 3 апреля 1954 Ю. Терапиано писал В. Маркову: «Хотя “Опыты” велись из рук вон плохо, все же жаль, если они прекратятся» (Письма Терапиано. С.254), а 30 мая Адамович писал И. Чиннову: «Вы мне сообщили, что “Опыты” кончились; Я написал Гринбергу — вопрос и сожаление, если это действительно так. Получил от него пространное заверение, что это клевета, происки врагов и “Опыты” вечны» (Письма к Чиннову. С.250).
60
Двойное использование (франц.).
Так что, Юрий Павлович, простите — рецензии я писать не хотел бы. В газете наверно напишет Терапиано [61] (если только Вы ничем его не обидели, он ведь из породы «мимоз»). Да и что в газете писать о стихах после Аронсона и Ко? [62]
Спасибо за пожелания к Новому Году. Желаю и Вам здоровья, благополучия и всяких возможных успехов. Крепко жму руку.
Ваш Г.Адамович
P.S. Письмо хотел отправить, а сейчас пришла антология. Спасибо. Успел только перелистать, кажется — все хорошо, и много полнее, чем я предполагал. Но сколько таинственных незнакомцев! (плюс несколько графоманов!) [63] .
61
Юрий Константинович Терапиано (1892–1980) — поэт, критик, мемуарист. В «Новом русском слове» и «Русской мысли» был постоянным обозревателем новинок. См. его статью об антологии «На Западе»: РМ. 1954. 10 февраля; см. также: Письма Терапиано. С. 251–252; ср. также письмо 14 и примеч. 100.
62
Григорий Яковлевич Аронсон (1887–1968) общественный деятель (меньшевик), публицист, выступал также как поэт. Был постоянным рецензентом «Опытов», начиная с первого номера (НРС. 1953, 24 мая). Подробнее о нем см.: Серман И. Григорий Яковлевич Аронсон// Евреи в культуре русского зарубежья. Т.4. Иерусалим, 1995. Отметим, что вопреки своему намерению Адамович все-таки отрецензировал антологию в «Новом русском слове». См. также след. примеч.
63
В письме к А.С. Гингеру ОТ 2 февраля 1954 Адамович писал: «Видели ли антологию Иваска? Там есть среди ди-пи люди далеко не бездарные. Но есть что-то капризное и жеманное в самом Иваске, хотя и с тонкостью несомненной» (НЖ. 1994. Кн. 194. С.270). В письме к И.Чиннову от 20 мая 1954 Адамович сообщает:
Насчет ивасковской антологии: я как раз собираюсь о ней написать в «Новом Русском Слове», но не о всей, а о новых голосах, т. е. о Ди Пи. По-моему, самый своеобразный и, может быть, талантливый из них — М-ов <В.Ф.Марков?>. Мне что-то о нем Иваск писал, но я не помню что, хорошее или плохое, и еще о ком-то писал, но я забыл, о ком, Е-н <И.Елагин>, конечно, не бездарен, но… писать Вам о нем нечего, сами все понимаете. Г.Иванов говорил мне, что очень хорош М-н <Н.Моршен>, но я этого не вижу. А вообще-то у них всех общий недостаток — развязность, вернее, почти у всех. А-й <О.Анстей>, например, — сплошной ужас.
(Письма к Чиннову. С. 249–250; имена раскрыты по оригиналу (РО ИМЛИ. Ф. И.Чиннова), выписка из которого предоставлена О.А.Коростелевым.)
Из авторов, не приобретших серьезного литературного имени, в антологии были представлены Н.Муравьев, А.Браиловский, Т.Тимашева, М.Толстая, М.Чехонин, Ю.Галь, А.Касим, Г.Широков, С.Юрасов.
10
7/VII-<19>54 <Ницца>
Дорогой Юрий Павлович,
Спасибо за Ваше милое письмо и простите, что не сразу ответил. Я уехал из Манчестера с месяц назад, письмо Ваше получил в Ницце, где думаю пробыть до начала сентября.
Все, что Вы сообщили о Маркове [64] , а также о Гале [65] , — очень интересно. Между прочим: письма от Маркова, насколько помню, я никогда не получал [66] . Куда и когда он мне писал? Правда, со мной случается, что письмо лежит, лежит, а потом и отвечать уже и неловко, и поздно. Но было бы досадно, если бы я так поступил с Марковым. Кажется, пред ним я не виноват.
64
Владимир Федорович Марков (1920–2013) — поэт, литературовед, профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.
65
Юрий Владимирович Галь (1921–1947) — поэт, о трагической судьбе которого впервые рассказал Иваск, поместив в своей антологии 6 его стихотворений, а в «Опытах» (1955. № 4. С. 91–103) — фрагменты его писем. Родился в Ленинграде, во время войны попал в немецкий плен, потом жил в оккупированной Эстонии, ушел с немцами в Германию, дождался советских войск, получил 10 лет лагерей и умер в туберкулезном лагпункте. подробно о нем см.: Минц З.Г. О Т.П. Милютиной, ее воспоминаниях и о поэте Юрии Гале // Блоковский сборник. Тарту, 1990. Вып.11. С. 107–146; Милютина Т. Юрий Галь: Из воспоминаний // Там же. См. также в отдельно изданных воспоминаниях Т.П.Милютиной «Люди моей жизни» (Тарту, 1997).
66
О переписке В.Ф.Маркова с Адамовичем см. в комментариях О.А.Коростелева: «По усиленным просьбам Ю.Иваска, стремившегося помирить двух критиков, Адамович попытался завязать переписку с Марковым, но она оборвалась после двух писем, которые сейчас хранятся в личном собрании Жоржа Шерона (Лос-Анджелес)» (Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды: Письма Г.Адамовича И.Одоевцевой и Г.Иванову (1955–1958) / Публ. О.А. Коростелева // Минувшее: Исторический альманах. Вып.21. М., СПб., 1997. С.430).
Я рад, что Вы оценили рассказ Варшавского в «Опытах» [67] . Кроме кислых фраз по поводу этого рассказа я ни от кого ничего не слышал. Даже сам редактор, промелькнувший в Европе [68] , считает, что это — пустое место. А по-моему, он не только «выдерживает соседство» с Набоковым [69] (Ваши слова), но и много лучше него. Конечно, у Н<абокова> больше таланта. Но важен не только числитель, но и знаменатель. Набоков редко бывал так никчемно «блестящ» (да и не очень блестящ!), как в последних «Опытах», с напетом несомненного моветона. Мне жаль только, что Варшавский вывел с презрением и злобой человека, который этого не заслужил. Портретность очевидна с первого слова [70] . Но вне этого — в рассказе много и содержания, и прелести, и всего того, что преуспевающим беллетристам не снилось.
67
Варшавский В. Отрывок // Оп. 1954. № 3. С. 52–59. Ср. в письме Адамовича к Чиннову от 20 мая 1954: «Кстати, 3-й номер лучше предыдущих. Вейдле хорошо написал о Бунине, а Варшавский всегда меня трогает своим простодушием, беспомощностью и отсутствием всякой лжи. Набоков в сто раз даровитее, но его нельзя читать после Варшавского, “воняет литературой” с первой фразы» (Письма к Чиннову. С.250).
68
Редакторами «Опытов» были Р.Н.Гринберг и В.Л.Пастухов. Кто из них приезжал в Париж летом 1954, неизвестно.
69
Набоков В. Воспоминания // Оп. 1954. № 3. С. 3–49.0 подготовке этой публикации см.: «Дребезжание моих ржавых русских струн…» (с. 378 и далее).
70
См. в рассказе Варшавского:
Владимир Рагдаев принадлежал в Париже к кучке последних русских мальчиков, собиравшихся по ночам в монпарнасском кафе для споров о Боге и справедливости, как по Достоевскому и полагается русским мальчикам. Эмигрантский воздух оказался для них особенно губителен. Никого не удивляло, когда кто-нибудь из них умирал от чахотки или кончал самоубийством. Во время войны многие из нашего кружка попали во французскую армию, участвовали в «сопротивлении» или были сварены на мыло. Это тоже казалось последовательно. Но то, что один из нас стал миллионером, возбуждало любопытство, как нарушение некоторой закономерности
(Оп. 1954. № 3. С. 56–57)
Судя по этому фрагменту, Адамович полагал, что героем рассказа Варшавского является Н.Рейзини (подробнее о нем см. примеч. 410).
Елагина я мало знаю, мало читал [71] . Им сейчас увлекается С. Маковский. Но это — ничего не значит, во-первых, потому, что М<аковский> — поверхностно ограничен во всем, а во-вторых — завтра он может сказать, что Ел<агин> — круглая бездарность. Более «версатильного» [72] человека нет в мире. До свидания. Еще раз благодарю Вас за письмо. Вы пишете, что у Вас — «неудачи». Какие? Мне очень хочется о Вас написать, но надо найти случай и место. Если я соберусь написать о эмигр<антской> поэзии — будет и то, и другое. Кстати, я хочу наладить с Г.Ивановым (с которым возобновил дружбу) «переписку из двух углов» о поэзии и стихах. Но не знаю, удастся ли. У меня с ним никогда не было много общего, а кроме того — он сейчас в каком-то расслаблении и растерянности [73] .
71
Иван Венедиктович Елагин (Матвеев; 1918–1987) — один из наиболее известных поэтов второй волны эмиграции. Его стихи Иваск включил в антологию «На Западе». См. отзыв Адамовича в несколько ироническом контексте в письме к А.Присмановой и А.Гингеру от 3 февраля 1956: «В Рассуждениях о поэзии пришел к выводу, что все-таки наш самый хороший поэт, helas <увы — франц>, Пушкин. <…> Все другие — дрянь, кроме нас троих. А самая дрянь — Елагин, теперь раздутый, как Надсон, о чем я хотел бы сочинить статейку» (НЖ. 1994. Кн. 194. С. 280).
72
от versatile (франц.) — переменчивый.
73
После ссоры в 1939 Адамович и Г.В.Иванов возобновили знакомство лишь в 1953 или 1954. Подробнее см. в предисловии О.А.Коростелева к публ.: Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды. С. 393–401. Правда, это был, по выражению Иванова, «худой мир», когда ни он, ни Адамович не скрывали друг от друга нелицеприятных высказываний. Образцы отзывов Адамовича — гораздо более спокойных — см. далее в публикуемых письмах; значительно более гневные отзывы Иванова, вплоть до предельно оскорбительных, представлены в: Письма к Маркову. S.37–38, 46, см. также: Иванов Г. Дело Почтамтской улицы / Публ. и комм. Г.Поляка // Митин журнал. 1997. № 55. С. 212–218. О судьбе «переписки из двух углов» (названа так по аналогии со знаменитой книгой, составленной из писем Вяч. Иванова и М.О.Гершензона друг к другу) известно очень немногое. 23 марта 1955 Адамович написал Иванову: «Посылаю — наконец — начало нашего совместного сочинения. Написал первое, что пришло в голову, а мог бы писать без конца, и, надеюсь, вместе напишем нечто вроде целой книги. Тон я взял довольно непринужденный, по-моему, так и лучше, чтобы не был академический трактат» (Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды. С. 403–404). Однако 2 февраля 1956 Иванов обращается к В.Ф.Маркову: «Предлагаю Вам то, что год назад предложил мне Г.В.Адамович — вести “Переписку из двух углов”. Но с ним сразу же ничего не получилось. Он начал так академически скучно о каких-то ямбах, что я закис. С Вами этого не получится» (Письма к Маркову. S.13). Позднее, в декабре 1957, Адамович в письме к Иванову возвращается к этой теме: «Насчет нашей предполагавшейся переписки. Я будто бы начал с “чуши о ямбах”. Голубчик, с ямбов и надо было начать, никак не с вечности. Да и ямбы — не чушь, т. к. я хотел обозреть всю галерею поэтов, а не писать, что есть жизнь. Теперь — единственный возможный корреспондент Чиннов. К нему и обратимся, т. е. я. Есть еще Иваск, но уж очень переутончился не по летам» (Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды. С.461).
Крепко жму руку,
Ваш Г.Адамович
11
15/Х-<19>54 <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Это все-таки удивительно! Утром отправил Вам письмо, а днем, вернувшись домой, нашел Ваше на столе, об «Опытах». Мне уже писал Варшавский, что в «Опытах» готовятся перемены, но я не был уверен, какие именно. Очень рад, что Вы будете редактором, и рад, что вообще «Опыты» будут. Ходили слухи, что они скончались [74] . Отвечаю по Вашему желанию сразу, и на все Ваши три вопроса.
74
20 сентября 1954 издательница «Опытов» М.С. Цетлина известила редактора журнала Р.Н.Гринберга: «Довожу до Вашего сведения, что я намерена издавать “Опыты” в другом составе редакции» («Дребезжание моих ржавых русских струн…» С.511). В то же самое время отказался от соредакторства и В.Л. Пастухов, а редактором был определен Иваск. В недатированном письме Пастухова Иваску говорится:
Я приветствую Вас как издателя «Опытов». С Романом <Гринбергом> я остался в дружбе и устроил так, что он ушел ни на кого не обиженный. Я тоже временно отстраняюсь формально (так нужно для дипломатии с моим коллегой) и для мирных отношений между прежней и будущей редакцией. Для того, чтобы подчеркнуть мое дружеское и приветственное к Вам отношение, я могу дать для следующего номера статью (хотя мне лень писать ее), если Вы это найдете желательным. Фактически я всегда помогу Вам в Вашей работе советом и делом.
(Amherst. Box 5. F.11).
Ср. реакцию на эти редакционные перемены в письме Ю.Терапиано к В. Маркову от 4 января 1955 (Письма Терапиано. С. 266–267).