Сто Тысяч Королевств
Шрифт:
Другую представительницу Дальнего Севера звали Рас Ончи — величественного вида пожилая дама вела дела восточных королевств и близлежащих островов. Разговорчивостью она не отличалась — похоже, возраст давал о себе знать: ей бы на покой, шептались злые языки, пока старческое слабоумие не проявилось, — но она единственная из сидевших в зале вельмож открыто и прямо смотрела мне в глаза — причем часто и подолгу, все заседание. Я отвечала ей тем же из уважения, и, похоже, пожилой даме это пришлось по душе. Она незаметно покивала, улучив мгновение, когда Декарта отвернулся.
Когда сессия завершилась, председатель позвонил в колокольчик, давая понять, что на сегодня рассмотрение дел закончилось. Я подавила вздох облегчения — говорильня затянулась на целых четыре часа. Меня мучил голод, мне до смерти хотелось забежать в уборную, а еще встать и размять ноги. Однако я внимательно следила за Декартой и Симиной и поднялась только после них и вышла все тем же неспешным шагом, приветствуя кивками целую фалангу помощников, которые выстроились в коридоре в боевой готовности выполнить любое наше поручение.
— Дядюшка, — донесся до меня голос Симины.
Мы как раз направлялись в комнату с мозаикой.
— Наверное, кузина Йейнэ была бы не прочь осмотреть Зал? Не думаю, что прежде ей доводилось видеть нечто подобное…
Интересно, она и вправду считает, что я соглашусь на предложение, высказанное оскорбительно покровительственным тоном?
— Нет, спасибо, — изобразила я вежливую улыбку. — Хотя я и не прочь наведаться в уборную.
— Ох, конечно, прошу сюда, леди Йейнэ, — поспешно отозвался один из помощников, отступая в сторону и жестами показывая — мол, сюда.
Я помедлила, но Декарта шел дальше, не подавая виду, что слышал Симину или меня. Вот, значит, как здесь все заведено. Я склонила голову в вежливом поклоне и сказала Симине, которая тоже остановилась:
— Благодарю, не стоит меня ждать.
— Как пожелаете, — пропела она, изящно развернулась и направилась вслед за Декартой.
Я последовала за помощником по самому длинному коридору в своей жизни. Во всяком случае, такое у меня осталось впечатление — ибо мочевой пузырь все настойчивей требовал опорожнения. А когда мы наконец дошли до комнаты с надписью «Посторонним вход воспрещен» на сенмитском, я решила, что это, наверное, означает «Только для самых высокопоставленных представителей данного Собрания», и мне пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не сбиться с элегантного ровного шага на неприличный бег.
Я влетела в огромную, с комнату размером, кабинку и с облегчением заперлась.
Уступив зову природы, принялась натягивать и поправлять все предметы затейливого амнийского нижнего белья — нетривиальная задача, кстати, — и тут дверь уборной скрипнула и отворилась. Ага, подумала я, Симина прибежала, не иначе. И невольно вздрогнула — от злости и, по правде говоря, страха.
А когда я вышла из кабинки, то с изумлением увидела, что у раковин меня ждет не кто иной, как Рас Ончи.
Я было хотела показать, как удивлена, но потом раздумала. Вместо этого я склонила голову и сказала на нирве — это такой всеобщий язык, которым на Севере пользовались задолго до того, как Арамери заставили весь мир перейти на сенмитский:
— Добрый вечер, тетушка.
Она улыбнулась, показывая беззубые десны. Но голос у нее оказался отнюдь не старческий.
— И тебе добрый вечер, — ответила она на том же языке. — Хотя какая я тебе тетушка. Ты — Арамери, я — никто.
Я невольно поморщилась. Ну и что мне прикажете отвечать на такую чудесную реплику? Что в таких случаях говорят Арамери? Впрочем, к черту Арамери. Чтобы сгладить неловкость, я подошла к раковине помыть руки.
Она молча смотрела на мое отражение в зеркале. Потом сказала:
— Ты совсем не похожа на мать.
Я нахмурилась — это что еще за намеки?
— Да, мне говорили. Много раз.
— Нам приказали прервать с вами всякое общение. И с твоей матушкой, и с твоим народом, — спокойно проговорила она. — Нам с Уохи и предшественнице Уохи. Распоряжение отдал председатель Собрания, но кто приказал ему? Кто знает? Я просто подумала, тебе будет интересно это знать.
Надо же, чем наш разговор обернулся… Я вымыла руки, обтерла их полотенцем и обратилась к собеседнице:
— Вы хотите мне что-то сказать, уважаемая тетушка?
Рас пожала плечами и направилась к двери. А потом развернулась, и на ее груди вспыхнуло искорками света колье. У него была странная подвеска — что-то напоминающее маленький золотой орех или вишневую косточку. Я сначала ее не разглядела, потому что она болталась глубоко под вырезом платья на длинной цепочке. Но одно из золотых звеньев зацепилось за шитье, и подвеска засверкала отраженным светом. И я поняла, что стою и смотрю на нее. В смысле, на подвеску, не на Рас Ончи.
— Все, что я могу сказать, ты и так уже знаешь, — тихо произнесла она, удаляясь. — Если, конечно, ты считаешь себя Арамери.
Я мрачно поинтересовалась, глядя ей в спину:
— А если нет?
Она замерла у двери. Потом медленно обернулась и оглядела меня очень умным, оценивающим взглядом. Я невольно выпрямилась, чтобы произвести на нее хорошее впечатление. Такое она внушала уважение.
— Если ты не Арамери, — наконец проговорила она, — мы встретимся и побеседуем еще раз.
Сказав это, она вышла.
И я отправилась обратно в Небо одна. Чужая среди своих, своя среди чужих — куда-то не туда ты попала, Йейнэ, ох не туда…
Мне поручили наблюдать за делами трех народов — так сказал Теврил. Вечером он прибежал ко мне, чтобы продолжить краткий курс введения в жизнь Арамери.
Каждая из трех подопечных стран значительно превосходила Дарр в размерах. Ими управляли замечательные правители, сведущие и справедливые, — это значило, что мне они никаких хлопот не доставят. Страны выплачивали мне регулярное денежное содержание за то, что я удостоила их дела своим высочайшим вниманием, в котором они, скорее всего, совершенно не нуждались и которое терпеть не могли. Но жалованье неожиданно превратило меня в невероятно богатую женщину.