Стократ
Шрифт:
Он уходил от ударов, ныряя под клинки, и уклоняясь, и прыгая. Он редко парировал, понимая, что силы в тонких руках пока что мало, и тяжелый противник легко пробьет его блок. Он дожидался, пока соперник откроется, и всаживал меч в незащищенную подмышку, в щель между грудными пластинами, в отверстие шлема. Он колол, экономя силы, и рубил по коленям, и скоро сразил их всех – разбойников, душегубов, убийц и мертвецов. И остановился, тяжело дыша, на поляне, заваленной воображаемыми трупами, где исходила терпким соком растоптанная в
И только тогда, с облегчением вздохнув, он свернул и уложил в заплечный мешок свой сиротский дырявый плащ, укутал меч, приладил его за спиной и тронулся в путь.
– Речь идет о моментальном рейде, высадке, наземной операции и, если повезет, возвращении.
– Мало шансов.
– Капитан, у этой затеи изначально малые шансы на успех. На Мерцающей не работают биосканеры, его след невозможно будет найти.
На плоском экране медленно поворачивалась планета: один материк, округлый, с огромной бухтой на севере и пресным морем в центре. Один океан. Изображение то размывалось, то становилось четче, и ни проблемы с оптикой, ни помехи в сети не имели к этому отношения.
– Вероятностный фантом, – горько сказал человек у экрана. – Один такой маленький мальчик… и такая большая проблема.
– По крайней мере, мы точно знаем, что он еще жив, – после паузы ответил его собеседник. – В конце концов, Мерцающая – великолепный полигон. Работа с Сетью приносит первые плоды. Возможно, ее удастся стабилизировать, и тогда…
Стоящий у экрана покачал головой:
– Ее никогда не удастся стабилизировать! Этот мир обречен… Я даю вам карт-бланш – сделайте все возможное, чтобы как можно скорее вытащить оттуда моего сына. Ради его несчастной матери.
К вечеру стало ясно, что Проныры не будет, идти в трактир не на что и сухарей в сумке осталось на один зубок. Выгоны за городом принадлежали разным общинам и обнесены были оградами. На самой опушке Репка нашел ничейный пятачок – земля здесь чернела старыми кострищами, трава была повытоптана и повыщипана. Здесь ночевали те, кто был либо очень беден, либо чудовищно скуп.
Вечно робеющий перед людьми, Репка устроился у самой дороги, у старого вонючего кострища, но не стал даже разводить костер. Погода к вечеру портилась, облака сгустились, а ветер усилился.
Он достал флягу с водой и последний сухарь. Мимо по дороге тянулись возы и фуры – разъезжались с ярмарки обитатели соседних сел, торопились попасть домой до полуночи. Шли пешком усталые воры; Репка подтянул мешок поближе, зажал в ногах. Воры-то усталые, а оценивающий взгляд на себе он ловил не раз и не два.
Продать бы кому все скопом. Но опасно. Если покупателя поймают с товаром, да станут допытываться, а покупатель опишет Репку, как он есть – дорога загорится под ногами, любой патруль присмотрится да схватит. Вон, казнили в прошлом месяце расхитителя гробниц…
Репке
– Дядя, у тебя тут можно костер разжечь?
Репка оглянулся – слишком резко и нервно для мирного поселянина на привале. В двух шагах стоял подросток, высокий и худой, безбородый и бледный. Первым делом взгляд Репки упал на рыбу – здоровенную рыбину, нанизанную за жабры на тонкую ветку. Парень держал ее чуть на отлете – чтобы не выпачкать чешуей штаны.
Потом взгляд Репки переместился на лицо парня. Странное лицо. Одновременно детское и взрослое, с неприятно-жестким и в то же время мечтательным взглядом. Репка никогда раньше не встречал таких лиц у мальчишек.
Не дожидаясь ответа, подросток подошел к кострищу у дороги и быстро, привычно, ловко даже для бывалого путника сложил, развел и раздул маленький костер. Щепки для растопки, мелкий хворост и даже поленья были у него заготовлены заранее.
Рыба лежала на заботливо подстеленных листьях лопуха.
– Парень, это ведь браконьерство, – рискнул сказать Репка. – Если ты ее поймал в общественной речке без лицензии…
– Поймал или купил на ярмарке, – парень равнодушно пожал плечами. – Покупать без лицензии можно?
Репка отметил про себя, что юнец совсем не боится людей. Ни община, ни власти, ни стражники не представлялись ему проблемой – мальчишка спокойно и уверенно объяснит свое право хоть егерю, хоть самому князю, и, что удивительно, егерь и князь признают за ним это право…
Рыболов тем временем готовил себе ужин. Репка приметил, что один бок у рыбины дырявый – как будто ее не выудили и не поймали сетью, а ткнули чем-то вроде остроги… или даже клинка. Взгляд его переместился на длинный сверток, который мальчишка носил за спиной, а сейчас снял и положил на вытоптанную траву у костра.
Рыба, вычищенная и нанизанная на прутик, уронила на угли первую каплю жира. У Репки спазмом свело гортань.
– Неудачный день? – спросил мальчишка, не глядя на него.
– Вроде того, – признался Репка.
– Есть будешь?
– Хотел бы, – сказал Репка. – Но расплатиться нечем.
– Да ведь и я за нее не платил, – парень поднял лицо, освещенное снизу углями, и вдруг улыбнулся. – Так что ешь, вот пусть только поджарится еще чуть-чуть… Чего ты боишься?
– Я? – Репка вздрогнул.
– Ага. Сидишь над своим мешком и боишься, боишься… Что у тебя там?
Репка поскучнел.
– Не мое дело, – моментально отозвался парень. – Вот, возьми себе хвост, а я голову люблю.
Он разрезал рыбину ровно пополам, себе взял голову, Репке протянул хвост. Рыба шипела, истекая жиром, и на несколько минут Репка позабыл свои несчастья – только дул, жевал, снова дул, выплевывал кости, обсасывал хребет, облизывал пальцы…