Столица беглых
Шрифт:
– Набережная у нас знатная, и многие лучшие дома видны. Вон справа – видите? Памятник покойному государю, только в этом году открыли.
Иркутянин прыснул и прикрыл рот рукой:
– Когда торжество было, случился конфуз. Памятник, как водится, закрыли белым полотном. Сказали речи, потом дернули за веревку, а полотно не спадает! И так, и эдак – ни в какую. Пришлось пожарных вызывать; с лестницы снимали.
Аулин сделал серьезное лицо и продолжил рассказ:
– Рядом с памятником – дом генерал-губернатора. А с другой стороны улицы – здание Сибирского отделения
Лыков отметил про себя, что храмы у начальника отделения «торчат». И зовут его Бернард, такого имени в православных святцах нет. Но расспросы о личности он пока отложил.
Так, за разговорами, спутники оказались на правом берегу. Пролетка полетела по немощеной набережной. Вблизи она оказалась не такой парадной, какой виделась с моста: пристани, склады, штабеля дров. Но вот открылся благоустроенный бульвар, за ним памятник Александру Третьему, и они выехали на широкую нарядную улицу.
– Называется Большая, – не без гордости объявил иркутянин. – Самая лучшая улица во всей Восточной Сибири. Глядите, какие дома! А городской театр!
Копыта лошади звонко застучали по мостовой. Лыков всмотрелся в покрытие и удивился:
– Булыжник у вас какой мелкий… Почти как галька.
– Из Ушаковки извлекают, потому и мелкий. Другого здесь и не водится.
– Ушаковка – это река такая?
– Точно так, Алексей Николаевич. Впадает в Ангару напротив Московского тракта, с правой стороны. Так себе речонка, но она разделяет центральную часть города и Знаменское предместье. Еще булыжник в ней копают, такие ямы нарыли, что прости господи…
Они ехали, а дома вокруг становились все лучше и параднее. После театра слева показался забор, а напротив него – лютеранская кирха. Здесь Большую улицу пересекала не менее приличная, тоже замощенная.
– Русско-Азиатский банк тут будут строить, – коллежский регистратор кивнул на забор. – Я видел проект: необычное здание, со статуями. А поперек пошла Амурская, другая главная улица. На Соборную площадь выходит. Ну да разберетесь потом. Я вам экскурсию проведу. Город у нас купеческий, из заводов главные – пивоваренные. Но богатеев много. Взять того же Второва. Он хоть и переехал в Москву, мы по-прежнему считаем его иркутянином. А так – народ с хитрецой, но и с совестью. В распоряжении городской думы находятся девятнадцать капиталов, пожертвованных разными лицами на благотворительность. Общая сумма тех капиталов – шесть миллионов рублей! Не знаю, есть ли другой такой город в империи.
– Экскурсию – это хорошо, – поддержал мысль хозяина гость. – Но тогда и по притонам тоже. По криминальным слободам и окраинам, а не только по казовым проспектам.
– Как прикажете, – с запинкой ответил Аулин.
Они подъехали к элегантному корпусу Польской гостиницы. На первом этаже размещались «Варшавский магазин» и буфет, номера были на втором. Лыков взял дорогой четырехрублевый номер окнами на двор. Усадил спутника внизу пить кофе, сам быстро умылся и побрился, после чего местный сыщик повез приезжего представляться губернатору.
Дом начальника губернии располагался на Шалашниковской улице. Та же пролетка довезла полицейских до конца Большой и повернула направо. Аулин называл по дороге именитые купеческие фамилии, многие из которых гремели и в столицах. Все они имели на главном проспекте или магазин, или пассаж, или жилую усадьбу.
Шалашниковская оказалась много скромнее, ее оживлял большой парк. Бернард Яковлевич назвал его Интендантским садом. Неброский двухэтажный дом губернатора стоял в ограде парка. Здание губернского правления вообще оказалось бревенчатым.
Аулин завел гостя в приемную, представил секретарю. Тут же вышел губернатор и протянул командированному руку:
– Петр Карлович Гран, к вашим услугам.
И провел Лыкова в кабинет. Аулин остался сидеть в приемной.
Внутри оказался еще один человек, высокий, с бойким выразительным лицом:
– Здравствуйте, а я Василий Адрианович Бойчевский, здешний полицмейстер.
Помолчал и добавил:
– Коллежский регистратор.
Лыков назвал себя и обратился к губернатору:
– Петр Карлович, как так вышло? Губернский город, лучший во всей Сибири, а полицмейстер в четырнадцатом классе, ниже некуда.
Гран желчно ответил:
– А я? Начальник губернии – и не генерал. Который год в чине задерживают.
– Но полиция… Как Василий Адрианович команды раздает? Наверняка господа приставы повыше стоят в Табели о рангах.
– Помощник полицмейстера Пирашков – надворный советник, – поддакнул Бойчевский.
– Вот-вот. Это же ненормально.
– А вы, когда будете делать доклад Курлову, и укажите на такое, – все так же сердито посоветовал Гран.
– Сначала надо его поручение выполнить, – напомнил гость. – По итогам доложу, как сочту нужным. Дам всем вам характеристику, само собой.
Иркутянам почудилась в этих словах угроза, и они насупились. Лыков на всякий случай не стал их разубеждать.
– Давайте поговорим о вашей ревизии, – начал статский советник. – Курлов прислал телеграмму, но в ней не все понятно. Вы проверяете полицейское управление в целом и еще особо его сыскную часть. Так?
– Так. И потому странно, что Аулин сидит в приемной. Моя ревизия касается в первую очередь его.
– Пусть посидит, – хладнокровно ответил губернатор. А полицмейстер согласно кивнул:
– Позовем, когда надо будет. И так у него завышенное самомнение…
– Если вы им недовольны, зачем назначали на должность? – осторожно поинтересовался питерец.
– Некого было, вот и назначили. А там поглядим.
Губернатор дал подчиненному высказаться и продолжил:
– Так я насчет ревизии. Товарищ министра упомянул в телеграмме, что у вас имеется еще одно важное поручение. О котором вы сообщите мне лично. И оно, это поручение, будет у Курлова на особом контроле. Соблаговолите пояснить, Алексей Николаевич, – во что именно я вляпался?