Сторно
Шрифт:
– Ты… вы понимаете, что говорите?!
– Вполне. И до сих пор, как вы знаете, я не ошибался.
– Но это же… Чёрт, как хотелось поверить в победу… Что вы предлагаете?
– Михаил Петрович, могу ли я, старшина, что-то предлагать командованию?
– Будет вам, Василий Захарович, сейчас не время для словесной эквилибристики. Вы же всё прекрасно понимаете. А что касается званий, то военный совет фронта принял решение ввиду особых заслуг присвоить вам внеочередное звание – лейтенант. Приказ в штабе. Вот держите петлицы, специально вам вёз, хотел порадовать. Порадовал…
– Ничего, время ещё есть. Под Слонимом нам удалось, здесь удалось и под Минском тоже всё сложится.
– Что вам потребуется для выполнения задачи?
– Поскольку всё время приходится иметь дело с избыточной массой танков, прошу придать мне батарею Строгова. На армейском артскладе поменять четыре разнородные пушки на шесть одинаковых. Довести батареи сорокапяток и зениток до четырёх стволов. Благо трофейных грузовиков сейчас у нас более чем достаточно.
– А, вам не кажется, Василий Захарович, что ваша рота уверенно превращается в полк?
– Нет, скорее в бригаду специального назначения. Для полка пехоты маловато.
– Ну, ладно. Можете отбывать в Барановичи, здесь и без вас управятся. Устраивайтесь на ночёвку в той самой конюшне. Вечером предстоит серьёзный разговор с командующими, подготовьтесь. И не для огласки предупреждаю, в штабе армии вы стали чрезмерным раздражителем, и к вашей группе проявляет повышенное внимание госбезопасность.
– Об этом я тоже хотел поговорить.
– Поговорим. За предписанием подойдёте к моему адъютанту.
В три часа пополудни наша колонна начала вытягиваться на Барановичское шоссе кое-как расчищенное и подремонтированное. Проковыляв по наспех засыпанным воронкам, мы миновали участок затора и выбрались на ровную дорогу. В отличие от вчерашнего безлюдья, сегодня на шоссе отмечалось оживлённое движение. Навстречу шагали пешие ротные колонны, и проезжала техника: прошлёпали гусеницами три БТшки, потом протащилась батарея сорокапяток на конном уносе. Мы ехали в тыл, и все встречные с осуждением смотрели нам вслед. А мне тоже на душе было гадостно, из-за того, что мы как-то украдкой и наспех уходили с поля боя.
Глава 7
Как ни странно, наша казарма-конюшня стояла пустой и даже не тронутой. Мы привычно в ней разместились, будто из командировки вернулись. Отсутствовали всего-то три дня, а, кажется, месяц прошёл.
Наш разросшийся автопарк трофейных машин с трудом втиснулся в просторный двор. Набег на последнее поле боя позволил нам разжиться двумя пятитонными МАНами и шестью тентованными Мерседесами. Теперь вместе с восемью нашими «бронированными» Опелями за ротой числилось шестнадцать трофейных автомашин. По нынешним временам это была запредельная, можно сказать, непозволительная роскошь. Проблему с топливом и смазкой тоже решили наши трофейщики, и сейчас в кузовах двух пятитонок помимо боеприпасов теснились бочки с горючим и канистры с маслом.
После того, как закатили пушки и зенитки, и напоследок заполз танк, во дворе стало тесно, как в метро в часы пик. Наскоро перекусив, все принялись вылизывать технику, оружие и снаряжение, а я засел за карту. И чем больше я в неё вникал, тем отчётливее вырисовывался план будущей операции. В размышлениях я просидел до вечера, пока за мной не явился посыльный от генерала. Стоящий возле незнакомой эмки щеголеватый лейтенант пригласил меня в машину, чтобы подбросить в штаб армии.
Сообщив об отъезде Сашке и Деду и дав указания, я забрался в эмку и меня повезли в штаб. Однако с Брестской улицы мы свернули в незнакомый переулок, и в ответ на мой удивлённый вопрос лейтенант, не оборачиваясь, ответил, что так короче, а прямая дорога повреждена недавней бомбёжкой. Так, так. Похоже, везут то меня совсем в другое учреждение, а куда догадаться нетрудно. На то намекали явные признаки. Ладно, будем посмотреть. Жизнь слишком короткая, чтобы расстраиваться по мелочам.
У приземистого двухэтажного здания машина остановилась, и её сразу окружили четверо сержантов ГБ с пистолетами в руках.
– Батов, выходите, вы арестованы!
– Кто бы сомневался, – пожал я плечами, – удивляюсь, как вы так долго терпели, наверно, от нервов все когти изгрызли.
Я слегка балагурил, осознавая абсурдность ситуации и чувствуя, что вся эта клоунада скоро закончится, но откуда-то из глубины подсознания всё-таки поднялся генетический, впитавшийся в клетки мозга страх. Поднялся, огляделся и исчез.
– Молчать, изменник! – из-за спин сержантов вышел тот самый капитан ГБ, с которым я схлестнулся в Слониме. Как потом выяснилось, он служил особистом нашего 17 мехкорпуса и носил фамилию Самсонов.
– Что, уже и следствие провели, – сказал я с напускным удивлением и энергично почесал за ухом, притворяясь полудурком, – раз изменником называете? Молодцы. Все бы так оперативно работали. А ещё лучше, если бы ваши орлы также браво воевали.
– Ещё слово, и я прикажу заткнуть тебе глотку, – угрюмо прошипел он.
– А, что так? – покачал я головой, сощурив глаза, – неужто органы безопасности стали слов бояться?
– Взять его!
Я не стал сопротивляться. Тут не было моих бойцов, не было генерала, да, и я сам не хотел устраивать побоище, ведь после этого на моей судьбе и судьбе всей роты можно было ставить крест. Мне скрутили руки, провели по коридору первого этажа и сразу впихнули в допросную.
В комнате царил тоскливый полумрак. Мне показалось, что от пропитанной ненавистью, горем, насилием и густым табачным перегаром атмосферы вся краска на стенах сморщилась, облупилась и повисла лохмотьями, а решётки на окнах покрылись бугристым слоем ржавчины. Классический интерьер допросного помещения не отличался оригинальностью: потёртый и заляпанный письменный стол с переполненной окурками пепельницей, чернильным прибором, папкой для бумаг и настольной лампой с зелёным абажуром. Простой стул с потёртой кожей. В углу громоздился крашеный суриком обшарпанный сейф. Посреди грязного пола одиноко торчала облезлая табуретка бурого цвета. Пара стульев у входа.
Вслед за капитаном в комнату ввалились два мрачных звероподобных верзилы с закатанными рукавами, непокрытыми головами и расстёгнутыми гимнастёрками. Тоже понятно, кто такие. Палачи, что гадать. И, как положено, на их мутной совести не отмечалось ни малейших следов угрызений. Не церемонясь, они чуть ли не воткнули меня задницей в табурет, и встали за спиной.
– Фамилия, имя, отчество, год и место рождения? – напустивший на себя лживую многозначительность капитан Самсонов посуровел, выдохнул дым в сторону лампы и напыжился.