Стоя на краю неба
Шрифт:
«Ужас, паника, страх», – написала Джессика на своей бумажке. И положила ее рядом с коробкой. Спустя несколько секунд рядом легли еще два листочка.
– Паника, ужас, – прочитала Найф свою запись. – Так… Джессика. Ужас, паника, страх. Угу. Теперь Файри. Кромешная жуть и конец света… Ну, ты у нас нормально не можешь, звезда моя, тебе лишь бы блеснуть. Ну что, Джесс? Мы прошли экзамен?
Джессика кивнула. Найф, поколебавшись мгновение, сунула руку в коробку и попробовала взять Мотылька, но не тут-то было – вскрикнув, она тут же отдернула руку.
– Чего такое? – удивилась Файри.
– Он меня укусил, – ошарашенно выдохнула Найф. – Это как?! И, главное, чем?!
– От страха, скорее всего, – предположила Джессика. – Можно я попробую?
– Валяй, – согласилась Файри.
Джессика просунула руку Мотыльку под спину, приподняла его, а потом, посадив на ладонь, вынула на свет. По пальцам словно пробегали электрические разряды – до такой степени было напугано существо, которое она сейчас держала в руках. И тем не менее…
– До чего хорош подлец, – констатировала Найф, растирая прищемленный палец. – Слушайте, а он и впрямь очень красивый.
Мотылек выглядел как тонкий, хрупкого сложения черноволосый юноша, одетый в черный обтягивающий костюм. Светлая кожа оттенка слоновой кости, длинные черные волосы и сапфирово-синие глаза. Пропорции тела не человеческие, чем-то похожи на пропорции рауф – слишком узкая грудная клетка, слишком длинные ноги. Не человек, а некая стилизация… вот только ощущение… общее ощущение…
Найф вспомнила кукол, которые лежали на столе у Эдри. Те были со знаком «минус». До гадливости, до тошноты, до крайней степени мерзости.
А Мотылек имел знак «плюс». В нем не было ничего порочного или дурного. Скульптор, который создавал эту куклу, преследовал совсем иные цели. Не изгадить. Не опошлить. Нет, нет и еще раз нет! Он стремился показать то, что увиделось ему в какой-то момент настолько красивым, что от радости созерцания хотелось расплакаться – и вот тогда на свет появились Мотыльки. Прекрасное лицо с дивными, неземными чертами, тонкие, нервные руки музыканта, воздушная, словно летящая в небеса фигура…
– Джесс, а сколько в нем роста? – поинтересовалась Файри.
– Семьдесят сантиметров, – ответила Джессика. – Господи, какой же он грязный… Как много лет он просидел в витрине у этой… черт…
Найф подошла поближе, всмотрелась, покивала.
– Предупреждать надо, – наставительно сказала она. – По-моему, ему нехорошо. Мы можем как-то помочь?
Джессика растерялась. Мотылек был практически в истерике, и его состояние передавалось сейчас ей. Самая настоящая паническая атака – резкий переход после длительного пребывания в замкнутом пространстве и темноте к свету и большому помещению. Да еще и среди незнакомых людей. Да еще и до этого – года три подряд его с гордостью демонстрировали гостям в богатом доме, как ценный «артефакт раннего творчества Вудзи Анафе».
Сейчас «артефакт творчества» честно пытался грохнуться в обморок, но что-то мешало, а что – проанализировать и понять он не мог при всем желании, поскольку в такой панике ни о каком анализе и речи не шло.
– Можно его сначала вымыть, а потом попробовать успокоить, – неуверенно ответила Джессика. – Но я не могу настолько задерживаться. Меня…
– Сейчас решим, – Файри подошла к терминалу, ткнула ногтем в сенсор. – Сир управляющий? Очень приятно. Да, третий номер. Уважаемый, мы у вас похитим мисс Пейли на часок, хорошо? – Терминал что-то пискнул, Файри усмехнулась. – Да, она срочно понадобилась нам и поэтому, с вашего позволения, побудет у нас в номере какое-то время. С удовольствием оплатим пансиону эту дополнительную услугу… Что? О, нет, ну что вы! мы просто хотим поучаствовать в аукционе и сейчас пытаемся уговорить мисс Пейли сделать за нас ставку, поскольку у нас нет регистрации в нужной Комнате. Спасибо вам большое! Очень, очень благодарны… Так, Найф, быстро найди аукцион с какими-нибудь камушками и купи мне… – Файри задумалась. – Нет, топазы не хочу, надоели, гранаты не пойдут… О! Изумрудное что-нибудь, ага?
– «Ага», – зло поддела ее Найф. – Почему это тебе? А я?!
– Ну и себе что-нибудь, – милостиво разрешила Файри. – Джесс, а его точно можно мыть? У него же лицо вроде бы нарисовано… не смоем случайно?
Она внимательно рассматривала Мотылька. Брови, тени на веках, губы были раскрашены, причем художник, который наносил рисунок, добился поразительного сходства с человеческим лицом. Брови казались слегка пушистыми, ресницы тоже, а на висках можно было рассмотреть тончайший, паутинный рисунок бледно-голубых вен. Волосы оказались не париком, как сперва подумала Файри, они были каким-то способом вставлены в крошечные отверстия в материале. Ювелирная работа! Это сколько же надо времени потратить, чтобы по волосинке вот так… Файри восхищенно покачала головой.
– Нет, не смоем, рисунок закреплен, – уверенно ответила Джессика. – У нас некоторые боятся мыть кукол, но, по сути дела, это глупость. Эластомер, из которого их делают, знаете, для чего создавался? Для химического производства. Он даже огня не боится. Вода ему повредить не может.
– Ну тогда за чем дело стало? – удивилась Файри. – От управляющего я тебя отбила, отмазку Найф сейчас купит… ведь купит?
– Куплю, – огрызнулась Найф.
– Вот и славно. Ну что? Потащили мыть?
Через полчаса чисто вымытого Мотылька, завернутого в большое полотенце, устроили с удобством в кресле поспать, а сами стали думать, что же с ним делать дальше.
Грязен он оказался неимоверно. Скорее всего, к нему годами никто не прикасался, разве что смахивали метелкой пыль, и не более того. Однако, невзирая на метелку, въевшаяся пыль была везде – в складках одежды, в шарнирах (когда мыли, Джессика подробно объяснила, как эти куклы устроены), в волосах…
Ванной Мотылек испугался так, что не выдержал и наконец-то вырубился, чем сильно облегчил задачу Джессике и Файри. До этого, пока раздевали, он исцарапал их обеих шарнирами, потому что постоянно выворачивался, пытаясь вырваться.
– Может, оставить его в покое? – с сомнением спросила тогда Файри, дуя на очередной прищемленный палец. – По-моему, ему страшно не нравится, что мы его трогаем.
Джессика отрицательно покачала головой.
– Понимаете, тут немного иное, – принялась объяснять она. – Его как раз сейчас оставлять не нужно. Они… они не люди, поэтому их реакции не похожи на человеческие. Он действительно пока что боится, но не нас. Изменения обстановки и того, что с ним произошло. Его продали, предали. Да, с ним неважно обращались в предыдущем доме, но это все-таки был его дом, он привык. А с ним – вот так… Хорошего он после этого не ждет – кто бы ждал? Если сейчас дать ему понять, что мы не враги, что мы помогаем и желаем добра, он быстрее придет в себя и освоится.