Стоя в тени
Шрифт:
— Он один из моих клиентов. И наши деловые отношения никого не касаются.
— Ты выступаешь как эксперт по антиквариату? — спросил Коннор.
— Да, удостоверяю подлинность приобретенных им вещей. Господина Мюллера интересуют кельтские артефакты железного века. Именно по ним я и специализируюсь.
— И давно он прибегает к твоим услугам? — отхлебнув из чашки, спросил Коннор.
— Довольно-таки продолжительное время. Но почему вы спрашиваете? — Эрин все сильнее нервничала.
— А что тебе о нем известно? — продолжал
— Он уважает мой профессионализм и хорошо оплачивает мои услуги. Мне этого вполне достаточно, — сухо сказала Эрин.
— Но с ним лично ты никогда не встречалась? — буравя ее взглядом, спросил Коннор.
— Я встречалась с его служащими, он возглавляет крупный благотворительный фонд под названием «Куиксилвер».
— Что же препятствовало до сих пор вашему знакомству? — не унимался дотошный собеседник.
— Его чрезвычайная занятость, — пожав плечами, сказала она.
— Любопытно, — многозначительно промолвил Коннор.
Эрин поставила чашку на стол, едва не расплескав кофе, и гневно воскликнула:
— Какого дьявола вы допрашиваете меня, мистер Маклауд?
— Успокойся, Эрин! Лучше подумай и скажи, знаешь ли ты людей, лично знакомых с этим человеком?
— Мне известны ученые, получившие от него фанты на исследования в области искусства. Этого мне достаточно.
— Нет, Эрин! Этого недостаточно, чтобы ты смогла одна спокойно отправиться в эту поездку. Я категорически запрещаю тебе это делать, — сурово сказал Коннор.
Она в гневе вскочила со стула, едва не перевернув стол, и вскричала:
— Черта с два! Я осталась почти без средств к существованию, это мой единственный серьезный заказ, поступивший за последние полгода. И я не позволю, чтобы он сорвался из-за вашей параноидальной подозрительности!
— Я гоняюсь за Новаком уже на протяжении многих лет, знаю его запах и чувствую его теперь, — сказал Коннор. — Водить людей за нос и подло обманывать их составляет смысл его существования. Ты ведь дочь Эда Риггза, Новак всегда держал тебя под колпаком и так просто от тебя не отстанет.
Эрин села на стул.
— Мюллер никак не может быть связан с Новаком, — сдавленно произнесла она. — Сразу же после его выписки из больницы Новака поместили в тюрьму. Мюллер же впервые воспользовался моими услугами четыре месяца назад. И мы с ним договаривались о личных встречах в Сан-Диего и Санта-Фе.
— Тем не менее вы так и не встретились!
Эрин вскинула голову.
— У него в последний момент изменялись планы, но он всякий раз извинялся и присылал вместо себя кого-то из своих помощников.
— Так я и знал! — обрадованно воскликнул Коннор. — Придется хорошенько проверить этого неуловимого миллионера.
— Не смейте этого делать! — вскричала Эрин, покраснев. — Не вздумайте вмешиваться в единственное перспективное дело, оставшееся у меня. Всего остального вы меня уже лишили, превратив мою жизнь в ад. Вам не кажется, что пора оставить меня в покое?
Коннор поджал губы, поставил чашку на стол, встал и направился к выходу, прихрамывая на поврежденную ногу. Именно его хромота и заставила Эрин смягчиться.
— Извините, я погорячилась, — пролепетала она, встав со стула. — Однако не судите меня строго, поймите, тот кошмар, который я пережила тогда, все еще напоминает иногда о себе.
— Сочувствую! — Коннор обернулся и сокрушенно покачал головой. Он ведь и сам едва не погиб, преданный ее отцом, лишился напарника и друга, несколько месяцев пролежал в коме.
Но этим его беды не ограничились: его отстранили от оперативной работы и перевели в резерв, он утратил веру в себя и впал в меланхолию.
Вспомнив обо всех постигших Коннора невзгодах, Эрин Импульсивно подалась вперед, взглянула ему в глаза и, пьянея от щетины на его подбородке, позолоченной светом из коридора, с наслаждением вдохнула запах его тела — причудливую смесь ароматов табака, мыла, мускуса, меда и смолистого дыма. Тени, залегшие у него под глазами, поразительным образом подчеркивали сексуальность его острых скул, впалых щек и чувственных губ.
Ей захотелось утонуть в его глазах, дотронуться до его лица, почувствовать его тепло, прильнуть к нему, утешить его и успокоить. Но она не осмеливалась это сделать.
Коннор дотянулся рукой до входной двери и, не оборачиваясь, захлопнул ее. Чутье подсказывало ему, что Эрин сейчас особенно нужна его поддержка. Он шагнул к ней и осторожно стер слезу с ее щеки.
Не веря, что это происходит с ней наяву, Эрин разрыдалась и уткнулась ему лицом в грудь, готовая на все. Коннор погладил ее по спине и чмокнул в макушку.
Электрический ток пронзил ее с головы до ног. Она зажмурилась и затрепетала. Коннор, случалось, по-дружески обнимал ее и прежде, когда они встречались на пикниках и вечеринках. Но даже от его грубоватых объятий сердце ее начинало биться гулко и часто. Сейчас же Коннор сам волновался, словно бы дотрагивался до хрупкой статуэтки, видимо, боясь дать ей повод заподозрить его в низменных намерениях. А ей хотелось, чтобы он догадался, что она вот уже много лет мечтает отдаться ему и грезит о нем по ночам.
Отец Эрин считал Коннора телепатом, и она давно втайне надеялась, что он поймет, как ей тоскливо и одиноко, как остро нуждается она в мужской ласке, как страдает от сексуальной неудовлетворенности. Он же осмеливался лишь осторожно, словно кусачую зверюшку, поглаживать ее по голове, легонько прижимая к своей груди и тяжело вздыхая.
Но сейчас ей требовалась нечто другое. Все ее голодное женское естество взывало о том, чтобы он бесцеремонно повалил ее на кушетку, вдавив ее всем своим горячим и сильным телом в матрац, и сотворил с ней нечто такое, от чего она бы мгновенно забыла обо всех своих проблемах.