"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Зимич проспал весь короткий зимний день и проснулся в середине следующей ночи. Его разбудила неясная тревога, смутный, плохо осознаваемый страх. Ощущение наползающей тени. Четыре дня отгрызли от луны больше четвертины, и Зимич в оттаявшем окне видел не столько белый свет, сколько заслонявшую его тень.
Что-то происходило. Словно злые духи кружили возле дома. За окном, в безмолвии и неподвижности морозной ночи, шевелились чьи-то тусклые очертания, гоняя темноту
Зимич приподнялся на локте и тряхнул головой: он давно забыл, что такое ночные страхи. Давно. Еще в те времена, когда мама приходила ночью на его зов и смешно стыдила: ты такой взрослый мальчик, тебе уже пять лет, а ты боишься темноты, как маленький…
Смешно. Надо встать и зажечь свечу. Зимич откинул одеяло и собирался поставить ноги на пол, но вдруг… испугался. Слишком ясно представилось ему гибкое гадючье тело, кольцами свернувшееся на половике перед кроватью.
Смешно… Что гадюка может сделать человеку, в одиночку убившему змея?
Зимич откинулся обратно на подушку и зажал руками рот, вспомнив трепещущий раздвоенный язык, едва не касавшийся лица. Упругий хвост, захлестывавший колени. Силу противоестественного, ненормально гибкого тела. Собственную кровь, вскипавшую в жилах. И холодную змеиную кровь, лившуюся на снег. На этот раз воспоминания были хоть и отрывочными, но ясными, отчетливыми до тошноты. И не было сил от них избавиться.
— Деда! — раздался вдруг голос Стёжки из-за стенки. — Деда, ну иди же сюда! Деда!
Зимич прислушался, но так и не понял, спит хозяин или снова куда-то ушел. Но голос Стёжки разогнал страхи и развеял воспоминания.
— Деда! — в голосе девочки появились слезы. — Ну деда! Ну пожалуйста…
Может быть, у нее что-то болит? Зимич забыл о гадюке, кольцами свернувшейся на половике, соскочил с кровати и пошлепал в комнату Стёжки.
— Деда!
Дверь в комнату хозяина была открыта, но в темноте Зимич не рассмотрел, есть кто-нибудь на кровати или нет.
— Деда!
Зимич толкнул дверь и сунул голову в проем:
— Что ты пищишь?
— Стойко? — Она приподнялась, посмотрела на него удивленно и тут же перестала плакать.
— Что случилось?
— Ничего. Мне просто страшно.
— Такая большая девочка, и боишься темноты? — Зимич улыбнулся и вошел.
— Деда говорит, что женщины чувствуют нехорошее, поэтому они часто боятся по ночам. А деда спит?
— Не знаю…
— Он всегда слышит, если я его зову. А если уходит, то свечу мне зажигает.
— Хочешь,
— Не надо. Если деда дома, он просто сидит со мной, пока я не усну. Я быстро засыпаю. Просто посиди немного, пожалуйста… Я быстро усну, честное слово.
Зимич присел на край ее кровати с некоторым трепетом: слишком мала еще, но хороша, как свежее наливное яблочко, как ранний цветок, выглядывающий из-под снега.
Стёжка повернулась на бок и поплотней закуталась в одеяло, крепко зажмурив глаза. Но «засыпала» недолго.
— Стойко, а тебе не бывает страшно по ночам?
— Нет, — ответил он. И подумал, что именно сегодня как раз бывает. Может быть, он тоже почувствовал «нехорошее»? Может быть, хозяин прав и ночные страхи рождаются не в голове, а где-то вовне, снаружи? И злые духи на самом деле кружат под окнами?
— А мне часто бывает.
— И чего ты боишься?
— Не знаю. Мне кажется, кто-то подкрадается… Кто-то страшный. Слышишь, как тихо? Когда тихо, все слышно. Снег скрипит, половицы скрипят… Ходит кто-то.
— Никого нет, не бойся, спи.
— А деда ушел и свечу не зажег… Наверное, думал, что я не проснусь. Знаешь, как страшно одной в доме, если свет не горит?
— Ты же не одна. Спи.
Она замолчала и снова зажмурила глаза. А через минуту под окном раздался тихий скрип снега, словно кто-то на самом деле подкрадывался к дому. Признаться, Зимичу это тоже показалось жутковатым, а Стёжка, вместо того чтобы закричать, села на кровати и прижала руки ко рту.
— Идет… — задохнувшись, шепнула она одними губами, — ой, мама, идет…
— Никого там… — начал Зимич в полный голос, но она вдруг кинулась к нему и зажала ему рот рукой.
— Тихо. Может быть, он пройдет мимо? Подумает, что в доме никого нет, и не станет нас трогать?
— Глупая, — он обнял ее за плечо и прижал к себе, — чего бояться человеку, который в одиночку убил змея?
Ее теплое со сна тело дрожало, и мягкая грудь, совершенная, как у мраморной статуи, касалась его груди. И маленькие острые соски приподнимали белую льняную рубашку. От ее густых волос пахло сухой травой, и Зимич едва не задохнулся этим запахом.
— Не уходи, хорошо? — шепнула она.
— Хорошо, хорошо… — проворчал Зимич. Маленькая ласковая зверюшка… Кто научил ее искусству обольщать с такой непосредственностью? Ни одной фальшивой нотки, никакой игры — лишь первозданная природная чувственность. Наверное, она и сама не понимает, что сейчас делает… Ему стало жарко, даже испарина выступила на лбу. Он попытался думать, что перед ним ребенок, но без успеха. Насколько старше нее были те лесные девчонки, которых он в Хстове «воровал» у охотников? На год? На два? И ведь все как одна были искусны в любви…